Отель для страждущих католиков. Орешниковая Соня

от сейчас, сейчас…

      ***

      Я не видела его пять лет. И не ждала его увидеть еще когда-нибудь. И думала, что уже все забыла. Оказалось, нет. Я все прекрасно помнила. И я его никогда не забывала…

      Время лечит. В принципе, да. Если приказать себе не думать о прошлом, не вспоминать его, а тихо свернуть и убрать в дальний уголок своей памяти. И не трогать.

      И вдруг я увидела его… Не просто так, как-то случайно, в толпе, чтобы пройти, взолновавшись, потерять в этой же толпе и напиться вечером, чтобы порыдать.

      Он сидел предо мной на расстоянии вытянутой руки и не собирался теряться. Или исчезать. Или сбегать. И не скажу, что это лучшее, что могло бы быть. Возможно, напротив, это худшее, что могло бы со мной случиться. Потому что он смотрел на меня ясными глазами и чисто улыбался, словно видел впервые или уже до такой степени забыл, что можно сказать, что видит впервые.

      Я тряхнула головой, встала, и начала делать глинтвейн.

      – Будете пить? – дежурно поинтересовалась я немного хрипловатым голосом. – Я делаю глинтвейн. Виктор?

      Я прекрасно знала, что мой муж любит только коньяк из алкогольных напитков, но как-то так получалось, что всегда предлагала ему глинтвейн, если собиралась его варить. А почему бы и нет? Что это за человек такой, который всю сознательную жизнь пьет только коньяк или черный чай без сахара? Реже – гранатовый сок. И совсем редко – минеральную воду без газа с лимоном.

      За три года я прекрасно выучила, что любит пить и есть мой муж и что предпочитает в одежде. Все остальное я о нем не знала. Какие его любимые книги, писатели, поэты, фильмы, режиссеры, музыка, исполнители, я все время забывала город, где он родился, вуз, в котором он учился, как зовут его мать и отца, словом, кроме того, что любит мой муж есть и пить и что он носит из одежды, – я не знала ничего. Я не знала своего мужа. Потому что никогда не стремилась его узнать.

      – Ты же знаешь, я пью только коньяк, – обычно отреагировал муж и мне стало неловко.

      Не пред мужем. Перед ним. Его я изучила прекрасно, хотя знала куда меньше…

      Его звали Марсель… Марсель… Какое красивое имя, такое сладкое, я всегда перекатывала его во рут, как любимую карамель… Мм… Марсель…

      Он почти не изменился. Внешне. И даже если не брать в расчет его рясу, или как там это называется, стиль одежды его всегда мало интересовал, Марсель мало изменился чисто внешне. Зато он очень изменился где-то внутри. Это был Марсель снаружи, и какой-то другой человек внутри. Или наоборот. Или он просто играл какую-то роль и вжился в нее. Или притворяется, что вжился в свою роль. Это же Марсель…

      Только теперь его глаза, левый – зеленый, а правый – голубой, смотрели без прежней насмешки, отчего его взгляд казался каким-то пустым, безучастным и даже немного идиотским. Его губы больше не кривила усмешка, это была просто легкая, такая дружественная улыбка. Вот только свои светлые волосы до плеч с прической «под пажа» он теперь убирал в маленький, аккуратный хвостик. Это было очень сексуально. Особенно если в этот момент Марсель опускал свой идиотски-чистый взгляд. Но это был Марсель. И его фигуру не скрывала даже бесформенная ряса или как там ее. А руки, а эти руки, эти его длинные, нервные пальцы, они остались такими же волнующими. Теперь, в его новом облике, эти руки казались животворящими. Я невольно усмехнулась и поймала взгляд Марселя, чистый до идиотизма. Как у собаки. У очень умной собаки, которая притворяется глупой. А на самом деле она умеет разговаривать и по вечерам, когда хозяева не видят, читает биржевые сводки, надев хозяйские очки.

      – А что будет пить наш гость? – куда-то в сторону, ни к кому не обращаясь, спросила я в воздух.

      – Пожалуй, чашку кофе.

      – Черный, с сахаром, крепкий?

      – Да, пожалуй.

      – А вам можно?

      – А кто мне это запретит? – вскинул брови Марсель, все так же глупо улыбаясь.

      – Религия.

      – Может быть, я плохо читал библию, но не встречал там запрета на питие кофе. Тем более, что это – грех.

      – Ну, кто знает… Некоторые религиозные пьют только простую воду, едят сырые зерна, ходят в рубище и не лечатся, а умирают.

      – Это не религиозные люди, это глупые люди.

      – А просто религиозные люди, которые могут пить кофе и все в том же духе, – это умные люди?

      – А почему нет?

      – Всегда считала верующих слабыми.

      – Да, они слабы. Но в их слабости заключается сила их духа, – сказал Марсель, глядя на меня собачьими глазами.

      – Ох, черт, – фыркнула я.

      Ужасно хотелось треснуть Марселя по лбу бутылкой с ромом, например. Но я принялась варить кофе, который он любил.

      Виктор с усмешкой следил за нами, затем закурил сигарету и, приняв от меня бокал с коньяком, сказал Марселю:

      – Не обращайте внимания. Моя жена – атеистка.

      – Мой муж тоже атеист, – тут же сдала я Виктора.

      – Лиза, – нахмурился муж.

      – Ничего страшного, – простодушно