Алрой. Бенджамин Дизраэли

пленнику силу и решимость обреченного. Он вырвался из цепких рук, выхватил из костра горящую головню и, угрожающе размахивая ей, встал в оборонительную позицию.

      “Он храбрый малый. За это заплатит жизнью”, – спокойно заметил Шерира.

      “Командир!” – с дерзостью отчаяния закричал Алрой, – “Слушай меня внимательно! Я пилигрим, я беден, как нищий. Вещь эта – не украшение, а мой священный талисман, для тебя пустая безделица, для меня она – дороже жизни. Но о моей жизни не заботься, бойся за свою. Кто приблизится ко мне – умрет. Добром прошу – отпусти!”

      “Убить его”, – сказал Шерира.

      “Кинжалом заколоть!” – уточнил Кислох.

      “Давай сюда украшение!” – гаркнул один из шайки, не решаясь подойти к Алрою.

      “Бог Давида защитит меня!” – в исступлении закричал Алрой.

      “О, да он иудей!” – воскликнул Шерира, взволновавшись настолько, что даже встал с ковра, – “пощадим его, ведь и моя мать была еврейкой!”

      Бандиты, приготовившиеся исполнить предыдущий вердикт атамана, опустили оружие, попятились назад. Алрой по-прежнему пребывал в боевой готовности.

      “Доблестный пилигрим”, – непривычно мягким голосом заговорил Шерира, подвигаясь к своему пленнику, – “ты держишь путь в святой город?”

      “В город предков!”

      “Смелое предприятие. Откуда следуешь?”

      “Из Хамадана”.

      “Изнурительный путь. Тебе нужен отдых. Как тебя зовут?”

      “Давид”.

      “Ты среди друзей, Давид. Ты в безопасности. Располагайся, отдыхай. Я вижу, ты колеблешься. Тебе нечего бояться. Вечно живая в моем сердце память о матери – порука тому”. Тут Шерира достал кинжал из ножен, наколол им руку и, окровавленную, протянул ее Алрою. Тот, зная, как поступить, коснулся губами свежей раны.

      “Я дал клятву, и она принята, – сказал атаман разбойников, удовлетворенный жестом Алроя, – я никогда не изменю тому, в чьих жилах течет моя кровь”. Сказавши это, Шерира взял Алроя за руку, усадил на свой ковер.

      4.4

      “Ешь, Давид”, – сказал Шерира.

      “Я буду есть хлеб”, – ответил Алрой.

      “Неужто за три недели в пустыне ты так пресытился свежим мясом, что откажешься от молодой газели? Сегодня утром я убил ее своим копьем. Нежный вкус, халиф позавидует”.

      “Не сомневаюсь, но прошу хлеба”.

      “Бери то, что тебе по нраву, хоть и странно это – предпочесть простой хлеб великолепнейшему мясу”.

      “Благодарю, добрый Шерира. Касательно мяса у евреев особые законы”.

      “Я что-то слышал об этом от матери – она еврейка. Отец курд. Я в выигрыше всегда, кто бы ни был у всевышнего в фаворе”.

      “Бог один, а Магомет – его пророк, – провозгласил Кислох, – пью за твое здоровье, иудей!”

      “Присоединяюсь, – заявил другой разбойник, – мой отец был гебром, из Эфиопии. Все свое состояние он пожертвовал для дела веры. Результат – его сын гол, как сокол”.

      “А я – индиец, и верю в золотую фигуру божества, что пребывает в храме в