Притворщики. Юрий Вячеславович Ситников

хочет есть и никогда не позволяет себе лишнего. Практически любая вкусная еда под запретом. Сладкое, мучное, жирное, саленное – это табу. Диана ест, как птичка, боится испортить фигуру. Такой у неё бзик.

      Правда иногда она срывается. Такие дни, точнее ночи, случаются нечасто – раз пять в год. Диана просыпается среди ночи со зверским аппетитом, в каком-то полугипнотическом состоянии идёт на кухню, открывает холодильник и начинает есть. Ест всё, что вредно: сладкое, мучное, жирное. Наедается до отвала, возвращается в спальню и засыпает. А утром говорит, что не помнит, как ночью выходила из комнаты. Не знаю, может, правда не помнит, а может, и лукавит. Она ведь актриса.

      Вернёмся к завтраку. Увидев жареную картошку, я присвистнул. Я, конечно, люблю всё жаренное, на диетах не сижу и прочей фигней не страдаю, но картошка Ульяны это что-то особенное. Сковорода наполовину заполнена маслом (как выяснилось позже, сливочным) картошка им буквально пропитана – холестерин зашкаливает. Ульяна сокрушается, что в доме нет сала.

      На столе соленья: банка огурцов, помидор, перца и грибов.

      – Это тебе подарок, Глеб. Всё свое, со своего огорода. Ешь на здоровье!

      – А вы?

      – И мы поедим, куда денемся. Казик! Казик, сыночка, где тебя там черти носят? Ты что в раковине утопился, дрянь такая? Иди, сынуля, кушать.

      Казик вышел из ванной, шмыгнул носом и сел за край стола.

      – Умылся?

      – Угу.

      – Руки помыл?

      – Угу.

      – Тарелку давай. И не угукай мне! Разугукался. Что о тебе Глеб подумает. Тебя в школе что, только угукать учат? Разговаривай правильно, это тебе Москва – столица наша, матушка. Тута надо всю свою культуру высунуть и не сувать обратно, пока домой не воротимся. Глеб, мы с Казиком по городу хочем походить, ты б нам места какие знатные посоветовал.

      – А что конкретно вас интересует?

      – Да нам до фени, лишь бы красиво было. Мож магазин какой у вас знатный есть. Или базар.

      – Я бы в галерею сходил, – тихо сказал Казик.

      – Сиди у меня! – гаркнула Ульяна. – Галелею ему подавай.

      – Галерею, – поправил мать Казик.

      – Поговори у меня! Ты в Москву-матушку приехал. Тута надо красоту смотреть, в метро на паровозе кататься, там же такая знатная ахритектура! А он по галелеям собрался шастать – деревня. Соображать же надо! Что о тебе Глеб подумает, неуч ты эдакий.

      Казик прыснул.

      – Чего ржешь?

      – Архитектура, – прошептал Казик.

      – Я так и сказала – ахритекртура. Всё, не позорь мать перед людями. Бестолочь!

      Через час, снабдив Ульяну бумажкой с несколькими адресами и номером моего домашнего и мобильного телефонов, я протянул связку ключей.

      – А это зачем?

      – Меня не будет дома.

      – Ой, Глеб, боязно мне ключи чужие с собой таскать. А украдут?

      – Не украдут. Берите.

      – Ой, спасибочки. До чего ж ты добрый, а. Казик, чего застыл, как баран на выпасе. Вываливайся в общую прихожую, лифту вызывай. И фотоаппарат приготовь, сейчас будем зеркало в лифте фотографировать. Музей! Не подъезд, а музей!

      Глава