Бог бабочек. Юлия Пушкарева

– ради тебя, между прочим! Так что пользуйся.

      Падишах нашёл, что его не устраивает. С улыбкой отступаю от плиты.

      – Пользуюсь. Жилин был сильно против?

      Вздыхаешь, слегка поморщившись. Раньше почти любое упоминание твоего начальника вызывало у тебя пароксизмы раздражения: ваши отношения развивались странными скачками, в ореоле взаимного неприятия, соперничества и иронического скептицизма. Ты не любишь подчиняться в принципе, тем более – в чисто мужском коллективе. Тем более – мужчинам, которые ни в чём тебя не превосходят и в любой другой среде заслужили бы только твоё презрение. Вспоминая, какими тонкими, неуловимыми путями ты завоёвывал лидерство в университете, я всё больше убеждаюсь, что здесь от них мало проку. Другая стая – другие правила.

      Теперь стало проще; теперь ты привык и морщишься лишь слегка. И всё же, слушая твои рассказы о местной внутренней иерархии, рано или поздно я невольно приходила к единственному вопросу: как ты можешь быть здесь?.. Нелепо – будто снежный барс, спустившись с гор на пастбища, жуёт траву бок о бок с овцами.

      Не знаю, что бы я делала на твоём месте – среди постоянной ругани, бессмысленной строёвщины, мелких интриг, глуповатых шуток и болотисто-затягивающей возни с документами. Наверное, сошла бы с ума – уже буквально, а не метафорически. Или позорно сбежала бы через пару месяцев, разорвав контракт.

      Эти варианты явно тебе не подходят. Сдаваться ты не любишь ещё больше, чем подчиняться.

      Морось, повисшая в воздухе, медленно превращается в мелкий дождик. Ты отворачиваешься к окну.

      – Нет, не особо. Но, думаю, больше нам не перепадёт такого счастья… На следующей неделе вот у меня смена, а в субботу, скорее всего, ПХД.

      – Парко-хозяйственный день?

      За несколько месяцев общения с тобой – пусть только онлайн и по телефону – я начала привыкать к местному рубленому языку.

      – Да! – (Одобрительно смотришь на меня через плечо). – Молодец, уже разбираешься… В общем, раньше воскресенья я с тобой толком больше не побуду. И то – если в воскресенье не сунут в какой-нибудь наряд. А Жилин… – (Постукиваешь пальцами по подоконнику). – Очень уж любит лезть не в своё дело – как и все тут, собственно. Как только я сказал, что ко мне приезжает девушка, первый вопрос был: «А Маринка-то в курсе»? Ещё и при всех… Мерзость.

      Марина – та самая твоя ультраправославная бывшая, военный врач. За время службы здесь ты успел и покорить её, и порвать с ней. Впрочем, ничего удивительного – скорее я бы удивилась, если бы рядом с тобой не возникло никого ей подобного.

      Бросаю неприязненный взгляд на кружку с храмом.

      – Действительно, какое ему дело? Твоя личная жизнь на работу никак не влияет.

      – Да говорю же: всем тут до всего дело… Ладно, не хочу больше об этом.

      Внутренне поджимаюсь, услышав знакомые непримиримо-колючие нотки в твоём голосе. Нужно срочно менять тему. Подхожу и встаю с тобой рядом.

      – Ты про какое-то офицерское собрание говорил… Значит, могут всё-таки и сегодня вытащить?

      – Могут. –