Явление прекрасной N. Евгения Райнеш

меня – тоже, – кивнул Гордей. – Завези домой, пока будешь в дезинфекции, как раз успею.

      – У нас ещё… – начала Ирина, но он нахмурился:

      – Предлагаешь мне вот так…

      – Нет, конечно, – торопливо ответила она, – просто напоминаю, что расслабляться не стоит. Почему бы не сполоснуться в мойке?

      Ирина славилась непревзойдённой верностью отделению скорой помощи. Пожилая медсестра давно могла бы осесть в диспетчерской, а не мотаться по городу в холод, зной, под палящим солнцем и в ночной тьме. Но ни разу даже не намекнула на подобный вариант своей судьбы.

      Гордей работал с ней не первый год, и считал, что иметь в бригаде такого фельдшера – один из лучших подарков судьбы. Правильная и чёткая Ирина имела только одну странность: терпеть не могла, когда её называли по отчеству. Гордей, преодолев начальную неловкость, привык и теперь даже не мог вспомнить, как её там по батюшке… Кирилловна? Константиновна?

      – Я весь – насквозь, – пояснил он. – Половинчатые меры не помогут. А трусов запасных я, как ты знаешь, с собой не вожу.

      – Откуда мне знать? – удивилась Ирина. – Про твои трусы?

      С чувством юмора у неё было не очень. Гордей не стал отвечать.

      Его высадили у дома, и он пулей взлетел на пятый этаж, благоразумно решив, что замкнутое пространство лифта наедине с собой ему не выдержать.

      – Кайса! – крикнул из коридора, – открой окно.

      В квартире тянуло горелым. Верная примета: у жены начались месячные, она всегда готовила пшёнку на молоке в эти дни, говорила, что облегчает боль. Никто из знакомых Гордея не готовил дома кашу. Глупость, конечно, как пшёнка на молоке может заменить болеутоляющее?

      Когда Гордей вышел из ванной, благоухающий детским мылом (он не признавал никакие гели и шампуни, и сам не любил, и опасался, что на химические отдушки смогут среагировать его пациенты), Кайса стояла под дверью. Ещё пара сантиметров, и завёрнутый в большое полотенце Гордей нечаянно бы прихлопнул её.

      – Ты чего? – удивился он. – Дай, пожалуйста, чистое. Я тороплюсь.

      – Опять? – сказала Кайса, и её прозрачные глаза неприятно сузились. – Что на этот раз? Понос? Золотуха?

      – Сотряс, – с досадой буркнул Гордей. – Дай чистую одежду.

      Она развернулась и пошла в спальню к большому – на всю стену – платяному шкафу. Шкаф для Гордея был чем-то вроде пещеры Али-Бабы. В нём ждала своего часа тьма сокровищ, но где именно – Гордей не знал. Он терялся в этом «сезам, откройся», предоставив Кайсе волшебные манипуляции по извлечению из шкафа нужных вещей.

      – Я выхожу из себя, как только подумаю, что на тебя блюют, мочатся и испражняются всякие алкаши, – пожаловалась она, протягивая трусы и носки.

      Кайса почти вся скрылась в недрах «сезама», только вытянулась рука, и голос звучал оттуда глухо.

      – Алкашей, кстати, мало, – доверительно сказал Гордей, принимая дары волшебной пещеры. – Это был маленький ребёнок, который свалился с подоконника вместе с цветочным горшком. Хронологически,