Явление прекрасной N. Евгения Райнеш

естук колёс. Но рычащее «р-р-р», сломавшее тонкую перегородку между миром сновидений и духотой ещё тёмного купе, тут же наполнило энергией.

      Вода в умывальнике оказалась ледяной, и это окончательно пробудило и тело, и душу. Она быстро и ловко собрала постель, переоделась в джинсы и тёплый свитер, затолкала пижаму в небольшой пластиковый чемоданчик. Туда же отправился и несессер с пенкой для умывания, зубной щёткой и пастой, подумав, она положила и бутылку с газированной водой, отпитую совсем чуть-чуть.

      Больше собирать нечего. Села на нижнюю полку в пустом купе и уставилась в окно. В темноте пролетали редкие огоньки полустанков и крошечных деревень в несколько домов.

      – Прибываем через пятнадцать минут, – сообщила безликая проводница, с шумом двигая дверь купе. – Чай, кофе будете? Успеете ещё, если быстро.

      Забрала сложенную постель и уже собиралась выйти, не дождавшись ответа.

      – Да, кофе, пожалуйста, – тихо сказала одинокая пассажирка.

      Кофе очень кстати.

      Она пила сильно разведённый кипятком порошок, но даже смутно уловимый кофейный привкус придавал бодрости, а то, что он был горячим и сладким, почти примирило с суррогатом. Сейчас всё вокруг казалось милым, и она обрадовалась бы даже просто кипятку.

      Всё прекрасно, а будет ещё лучше.

      Душа пела. Даже не пела, а вибрировала, предчувствуя: скоро, очень скоро произойдёт встреча, ради которой жила все эти годы. Одно безликое сплошное пятно: серые будни, растянувшиеся на вечность, с тех пор как она покинула город детства.

      Путешествие во времени? Ностальгия по прошлому?

      Она тихо и нежно засмеялась сама с собой.

      Нет.

      Долгожданное свидание, с которого только и начнётся настоящая жизнь. До этого момента всё было просто ожиданием.

      Тайной, которую она никогда никому не открывала. Ни мужу, ни друзьям, ни коллегам.

      Даже пресловутому попутчику, случись он в купе, одинокая пассажирка не рассказала бы о своей сладкой боли. Это только её тайна.

      Мартовский блеклый рассвет серой полоской поднимался за перелесками, которые сменили мрачный бор, бежавший за поездом всю дорогу. Она уже могла разглядеть за окном и дальние хутора, и кучки деревьев, жавшихся друг другу в бескрайнем поле.

      Отыщет ли, узнает? Память искажает и образы, и пространство. Да и город наверняка разросся, изменился, заколосился новостройками и забутонился торговыми центрами. Или, совсем наоборот, Яруга могла подряхлеть, измельчать, превратиться в старуху, живущую лишь воспоминаниями. Сколько лет прошло, это странное обручение состоялось, когда она была совсем ребёнком. Тогда и не поняла даже, что на самом деле случилось в тот день.

      Посмотрела на перстень, украшавший безымянный палец. Узнает, конечно, узнает. Как иначе? Память могла подвести, обмануть про голос, но реальное свидетельство – вот оно. Значит, и голос не причудился, тот, разделивший отныне и навсегда жизнь на «до» и «после».

      И самое прекрасное этого «после» неумолимо приближалось.

      Редкие развалюшки за окном становились всё выше и массивнее. Замелькали кирпичные хрущёвки, превращаясь в спальные районы девятиэтажек. Она с жадностью вглядывалась в начинающийся город: узнают ли они друг друга?

      – Яруга, – третий раз за это утро прокричала проводница.

      Поезд, тяжело постанывая, сбавлял ход.

      Встала, застегнула тёплую куртку, намотала поверх капюшона пушистый шарф. Подхватила чемоданчик, стараясь не задевать джинсы колёсиками, рванула в тамбур.

      Сейчас она была способна выпрыгнуть прямо на ходу. Но поезд последний раз дёрнулся, и вагон застыл напротив бледно-зелёного здания вокзала.

      Глава первая. Самый геройский молодец

      Внучка была симпатичная, и, очевидно, когда не тревожилась за деда, весёлая. Гордею она сразу понравилась. Лицо совсем юное, но с милыми, едва заметными морщинками по «улыбочным» линиям. Сейчас она искренне переживала, не отходила от старика. По опыту Гордея, большинство молодых родственников пациентов, вызвавших неотложку, глухо сидели в своих телефонах, призывая к сочувствию незнакомый народ по ту сторону экрана.

      Переживала, но не лезла, не мешалась. Хотя Гордей сразу заметил на полках учебники по медицине. Классическая анатомия, патология в двух томах, латинская терминология…

      – Мед? Какой курс? – он одобрительно кивнул на полку, выгоняя пузырьки воздуха из шприца.

      Фельдшер Ирина расчехляла кардиограф, пристроив его на прикроватном столике. Пока Гордей вводил лекарство, она успела размотать провода и наложить электроды.

      – Почти третий, – грустно улыбнулась девушка. – Сильно «почти». Академ пришлось взять.

      И тут же покосилась на деда:

      – Но ничего страшного, в следующем году восстановлюсь. Так даже лучше, отдохну немного, определюсь со специализацией.

      Прекрасная в своей старомодной правильности девушка. Избушка из двух комнат и небольшой кухни