И это взойдёт. Анна Вячеславовна Бабяшкина

и ни разу не взглянул на меня. А мне хотелось, чтобы он намекнул, что будет дальше. Не словами – это было бы чересчур, я понимала. Хотя бы взглядом.

      Пришли. Я оказалась права: в ствол дерева был вбит здоровенный гвоздь, и от него расползалась сушь.

      – Здесь в прошлом году висела мишень для дартса, – вспомнил БМ.

      – Липа ранена, как я и говорила, – кивнула я. – И, предчувствуя гибель, стремится жить быстро. Так чем вы болеете, что лезете женщине под юбку безо всяких прелюдий? – повторила я вопрос.

      БМ коротко моргнул, кашлянул и торопливо зашагал к особняку.

      Я отправилась к себе и начала невозмутимо разбирать чемоданы: перестала сомневаться, что проект – мой. Странно, но в тот момент я совершенно не сожалела о случившемся. Не то чтобы считала это нормальным, но я была довольно взрослой девочкой, и случайный секс уже приключался в моей жизни. И не раз. Я отучилась после каждого подобного эпизода рвать на себе волосы и вести бесполезный внутренний монолог на тему «Как? Зачем? Почему? Что теперь будет?». Дельных ответов на эти «как» и «зачем», когда дело касается секса, все равно не существует. А о том, что будет дальше, я тоже имела представление: ничего. Он станет делать вид, будто ничего не случилось. Ну и я тоже.

      Лучше бы я оказалась права и все завершилось бы, как всегда. Но я ошиблась. «Большая дубина набивает большие шишки», – любил говорить Борис Максимович. А БМ был дубиной здоровенной.

      Поленов. Божья коровка

      Печаль оказалась так внезапна, беспричинна и велика, что справиться с ней можно было, только с головой нырнув в дела. Заслониться заботами. Поленов поднялся по винтовой лестнице на второй этаж и усадил себя за письменный стол.

      Кабинет, когда-то с таким вниманием обустроенный и обставленный классической мебелью в английском духе, в последние месяцы его раздражал. Недавно здесь поменяли дверь. Новая, орехового дерева, с пышным названием в духе «венеция роял и что-то там еще», она обнадеживающе выглядела в каталоге. В реальности же угнетала еще пуще, чем прежняя. Письменный стол с зеленым сукном Борис Максимович очень ценил и пока что не решался с ним расстаться. Его просто переставили на новое место. Раньше стол стоял так, что, работая за ним, Поленов мог с удовлетворением и самодовольством обозревать всю комнату – овальный стол для совещаний с блестящей, будто залитой тягучим медом столешницей, добротные книжные шкафы с томами энциклопедий, исторических трудов, фантастики и научпопа, внушительный плоский экран телевизора с оживающим по команде глазком видеокамеры для конференций.

      Теперь письменный стол уткнулся в подоконник, а его хозяин сидел спиной к пространству комнаты, созерцая газон. Но и после всех перестановок и переделок глухое раздражение и тоска, настигавшие его в кабинете, никуда не исчезли. И отправляясь работать с документами, он все чаще ловил себя на том, что, угнездившись за рабочим столом, думает не о делах, а о том, как бы еще переустроить кабинет, особняк или даже всю усадьбу, чтобы наконец вернуть себе прежнюю увлеченность службой и жизнью вообще. Ведь были же дни, когда он с удовольствием