Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи. Протоиерей Павел Хондзинский

других и Василий Великий, и Иоанн Златоуст, великие учители Церкви… Что же до того, будто для освящения Даров достаточно слова Господня о тайнах, произносимого в виде повествования, – о том не видно, чтобы сказал кто-то из Апостолов или из Учителей. Что однажды изреченное Господом, потому именно, что оно изречено Им, оно, как слово творческое, всегда действует, о том, говорит и блаженный Иоанн. Но что, будучи произносимо теперь священником, оно имеет силу, потому что оно произнесено, – этого ниоткуда нельзя видеть, ибо то творческое слово действует не потому, что в известных случаях произносится каким-нибудь человеком, а потому, что однажды произнесено Господом» (курсив мой. – Прот. Павел)[328].

      Сравнив теперь это учение отцов с «Акосом» или посланием патриарха Иоакима, легко заметить, что святой Николай и святитель Марк гораздо убедительнее разъясняют значение слов Христовых, чем это сделали Лихуды, и, в свою очередь, это является следствием того, что первые без оговорок признают за словами Христовыми присущую им творческую силу, показывая в то же время, что она (сила) обнаруживает себя именно в таинственной жизни Церкви, выражением чего и служит необходимость священнической молитвы для совершения Даров[329]. Догматика раскрывается через экклесиологию.

      Предположим, что текстов свт. Марка мог не знать Медведев, но они определенно были известны, не говоря уже про Лихудов, даже Евфимию, который в 1689 году перевел «мудрейшаго и словеснейшаго Марка Евгеника, митрополита ефесскаго повествование церковнаго последования»[330], разделившее, правда, печальную судьбу других его переводов и так и не дошедшее до печати. Знали «грекофилы» и «Изъяснение Божественной литургии» святителя Николая Кавасилы, но приводили из него только толкование эпиклезы[331], уходя от обсуждения цитированного выше места, где отдавалось должное творческой силе установительных слов Спасителя: очевидно потому, что это затрудняло возможность подвести оппонентов под «хлебопоклонную ересь». В итоге их учение двойственно, и понятно почему: отмена поклонов привела к слишком серьезным последствиям, чтобы можно было вновь признать ее необязательной[332], однако, аргументируя ее и настаивая на ней, они вынужденно подвергали сомнению свой же тезис о равной необходимости для совершения таинства как слов Спасителя, так призывания Святого Духа. В свою очередь Медведев, раз сделав поклоны знаменем разгулявшихся защитников «старины», также не мог даже отчасти поступиться ими. Следственно, в этом споре ни ему, ни Лихудам не оставалось иного выбора, как только погибнуть или победить, притом что это был, пожалуй, первый на Москве спор между учеными православными богословами, прошедшими сходную выучку в школе западного типа. Увы, все его участники оказались заложниками ситуации, которую сами спровоцировали. И может быть, поэтому в великих московских

328

Николай Кавасила, сет. Христос, Церковь, Богородица. С. 159. Далее святой Николай, исходя из текста мессы, доказывает даже, что и латиняне, сами того не подозревая, также освящают Дары призыванием Святого Духа (см.: Там же. С. 160–161).

329

Ср.: «Семь слов о жизни во Христе» (Там же. С. 49–50). Ср. также у свт. Филарета: «Восточное учение, когда утверждает, что пресуществление совершается благословением, сим отвергает усеченность латинского учения, но не отрицает важности и силы слов Христовых в таинстве, не отрицает того, что они существенно нужны в совершении таинства; не говорит, что и без них может совершиться таинство» (Филарет (Дроздов), свт. Письма митрополита Московского Филарета к А. Н. Муравьеву. Киев, 1869. С. 219) – и у св. прав. Иоанна Кронштадтского: «Тем же словом Божиим и ныне во время совершения литургии пшеничный хлеб претворяется в пречистое Тело Христа Бога, а виноградное вино красное – в Кровь Его…» (Иоанн Кронштадтский, св. Полное собрание сочинений: В 6 т. СПб., 1893–1894. Т. 6. С. 177). При этом у того же св. Иоанна: «Призвавши Духа Святаго на предлежащие Дары и освятивши их молитвою преложения (во время литургии) помяни, что небо и земля мимо идет, словеса же Господни не мимоидут, и что хлеб и вино непременно прелагаются в тело и кровь Господню, по воле Самого Господа и по действию Святаго Духа» (Иоанн Кронштадтский, св. Моя жизнь во Христе: В 2 т. СПб., 1893. Т. 2. С. 127).

330

Красносельцев Н. «Толковая служба» и другие сочинения, относящиеся к объяснению богослужения в древней Руси до XVIII века: Библиографический обзор // Православный собеседник. 1878. Май. С. 42.

331

См.: Акос. С. 35–36. Причем с точки зрения полемики о поклонах в цитате из свт. Николая Кавасилы в «Акосе» опущено следующее важное место: «Возвестив о той страшной вечери, как Спаситель пред своими страданиями, преподал ее святым своим ученикам, как взял чашу, как приял хлеб и, возблагодарив, освятил и как изрек те слова, которыми показал, что это таинство. Произнесши эти самые слова, священник потом преклоняется до земли (курсив мой. – Прот. Павел), молится и просит…» и т. д. (Николаи Кавасила, свт. Христос, Церковь, Богородица. М., 2002. С. 155).

332

Никон, правда, в разговоре с Нероновым, явившимся обличить его, после того как несколько лет пробыл «в бегах», признал, что, в сущности, все равно, по каким кишам молиться (см.: Лобачев С. В. Патриарх Никон. СПб., 2003. С. 129).