Иллюзия. Андрей Кадацкий

можно любой Марс и рыбий, и рачий, как у тебя.

      Пятикурсник сбросил книжку на кровать, раздул щеки, словно ныряльщик перед погружением, выбежал в секцию быстрее Карла Льюиса. Из-за прикрытой двери парни услышали дикий хохот орангутанга каменных джунглей.

      Отмечать Новый 1996 год Помазан пригласил соседей в Лысьву. Брянцы согласились, еще один праздник в Нытве с матерью и отчимом сулил лишь зимний салат, селедку под шубой и скукотищу «Голубого огонька». Дукаревич отчалил в Кунгур, мотивировав двусмысленно: «Не могу долго без пещер. А у нас там самая лучшая». Музыку, если встречать праздник в общаге, сорвал Маклер – опять забрал транзистор.

      Поезд в Лысьву представлял собой плацкарт без назначения посадочных мест. Кто где приткнулся, там и прав. Выпивать начали в вагоне до отхода, заняв козырные места у окна. На стол встали бутылка водки, пластиковые стаканчики, надкусанный лаваш. За годы кришнаизма Сашка развил мощную коммуникабельность. Знакомился где угодно, когда угодно и с кем угодно. Старушка в черном платке причитала за грусть жития. Мамаша с мальчишкой-дошколенком лишь косилась, срывая разговор. До запрыгнувших на верхние полки без матрасов шея не тянулась. Сидевшие на баулах в проходе чувствовали второсортность по отношению к занявшим настоящие места, отвечали односложно.

      По вагону протискивался круглолицый мужичок лет пятидесяти и чуть, в осеннем пальто, прикрывавшем рубашку от тридцатиградусных морозов. На веревочной связке болтались две воблы, мягкая рука сжимала ополовиненную бутылку пива. Забаровскому показалось – мужичок специально тормознул у пьяного закутка, присмотрелся к отдыхающим «культурно».

      – Же ву зон при а ля мезон, авек ми парль де ля сезон. – Круглолицый подмигнул Руслану.

      – Чо вы сказали?

      – Бабуля, подвиньтесь, молодежь желает говорить, местами по-французски.

      Несмотря на определенную жирность, он сумел протиснуться к столу. Настольный натюрморт дополнила вобла и початая бутылка пива. Помазан налил водки в пластик стакана.

      – За встречу! – Мужичок замахнул, запил пенным. – Чьих кровей будете?

      – Студенты – мы, – ответствовал лысьвенец. – Я – Саша, это – Глеб и Руслан. А вас как величать?

      – Паша – мы. – Новый знакомый усмехнулся. – Из вольноопределяющихся.

      Под шуточки, поговорочки пошла веселенькая беседа вперемежку с тостами. Паша изредка, для окончания фразы, выдавал французское. «Силь ву пле пюр муа занкор, кёр ле соль се ля ликёр». Пассажиры посмеивались, удивлялись грамотности. Забаровский тщетно допытывался перевода.

      – А куда путь держим, Паша? – интересовался кришнаит.

      – А куда вы, туда и я. – Вольноопределяющийся ухмылялся, наливаясь водкой.

      После долгого стояния в Калино для перецепки локомотива, дорога пошла быстрее. За окном пролетали сугробы, теплящаяся жизнь в домишках вдоль путей, приближение главного праздника страны. Сгрудившиеся люди надышали, вагонное отопление раскочегарилось до раздевания, мужицкий запашок смешался с бабьей потничкой.

      – А может и правда с