Разлюбил – будешь наказан!. Ирина Крицкая

притушить предательские огонечки в глазах. – Клиенты в экстазе. Телефончик выпрашивают. Натыкач сбесился – от нас не вылезает. А этот еще… Помнишь… ну тебе понравился… Казак, длинный, с усами, фамилия смешная…

      – Помню, Титяк.

      – Ага. Сегодня никак проводить не могли. Уселся перед ней и давай ля-ля-ля…

      Титяк! Мой Титяк! Первый раз он вломился к нам вечером, когда мы уже сворачивали лавочку. Прошастал ко мне семимильными шагами и протянул на огромной лапе сломанный подшипник.

      – Есть, – говорит, – у вас такая железяка?

      – Есть, – отвечаю и глаз не свожу с бандитской рожи.

      – Скорее! У нас сеялка стоит! Щас же ж ливанет!

      Скорее так скорее. Прогуляюсь, думаю, с ним на склад. А там помпуха наша вокруг него запрыгала:

      – Ой, да че ж вы волнуетесь-то так. Все же ж сеют, ото ж и вы, даст бог, посеете.

      А он тогда на небо посмотрел, там как раз тучки собирались, ручищи кверху поднял и как зарычит:

      – Ну, Бог! Ну, дай посеять!

      Все теперь, отсеялся. Прощай, Титяк!

      Пять минут я слушаю сводку о какой-то левой бабе. Пять минут в разгар сезона. Смотрю на своего мужа – жду, когда он замолчит и улыбнется. У меня же ж юбка новая! В красных розочках! Пусть улыбнется, гад! Пусть формально, пусть не от души, а мне эта ваша искренность до фени. Пару раз через силу улыбнется, потом, глядишь, и рефлекс появится.

      Нет, это не лицемерие, это первое правило королей: увидел жену – улыбайся. А не захочешь напрягаться, помни: ведь придет, придет тот день, когда я отправлюсь делать репортаж с чемпионата по греко-римской борьбе…

      – Все, – пан директор вытирает руки салфеткой, сминает ее в шарик и прицельно бросает в центр стола, – все, я побежал. У меня дел еще херова туча.

      Пусть уходит. Пусть проваливает! Все равно ничего интересного сегодня не случится. Он вернется уставший. Я приползу из детской и упаду в кровать без сил. Он начнет отламывать от меня по кусочку, молча, лениво, без смака, как жевал сегодняшний ужин. Потом еще допытываться вздумает:

      – Где страсть? Где твоя страсть?

      Намекает, чтоб я вколола ему что-нибудь остренькое, потому что и сам засыпает.

      А что я могу ему вколоть? Сейчас? Когда на ходу отключаюсь? Мне совсем не до фристайлов, я могу исполнить только обязательную программу.

      Главное – ни в коем случае нельзя лежать на спине, а то уснешь. Нажимаем только на самые важные кнопочки. На периферийные не отвлекаемся, сил уже нет. Опять, да, опять, а куда деваться, включаем автопилот. Кружочек прокатились, бомбы на город сбросили – и можно отрубиться с чистой совестью. Но совесть отчего-то не чиста.

      Мой утонченный муж встал с кровати. Тяжело шагнул, открыл шкаф. Что-то ищет. Нет, не носки. Трусы или майку? Посмотрел на себя в зеркало. Вздохнул:

      – Я толстею. Я ужасно толстею.

      О! Он еще тот эстет. Он ревнивец и охотник. А сейчас его лучшие опции в отключке. Мы смотрим друг на друга с такими мордами, как будто гамбургеров на ночь нажрались.

      Тигр упал на свою половину кровати, завернулся в свое одеяло и решил меня пристрелить,