Очень храбрый человек. Луиза Пенни

как самообман.

      Ему было около шестидесяти; возможно, даже за шестьдесят. Небритая щетина начала превращаться в бороду. Под глазами, усталыми и покрасневшими, чернели круги. И поблескивала влага.

      Высокий, широкоплечий мужчина, Омер Годен явно был привычен к физическому труду. Он говорил с сильным деревенским акцентом человека, который рано оставил школу и стал работать на земле.

      Лакост знала этого человека. Не лично, но ее дедушка был точно таким же квебекцем. Все еще крепкий в девяносто один год, он ничего так не любил, как отправиться в лес за дровами, даже зимой.

      – Я думал, вы не приедете, – сказал Годен, обращаясь к Гамашу. – Есть вещи более важные… – Он замолчал, не в силах продолжать.

      – Для нас нет ничего важнее, чем поиски вашей дочери, месье Годен, – сказал Гамаш. – Но властями объявлена чрезвычайная ситуация. В настоящий момент этим расследованием занимаемся только мы.

      Годен посмотрел на них новыми глазами. Бухгалтер. Женщина с тростью. Человек весь в грязи, пахнущий, как…

      – Вы там не нужны?

      – Non.

      С легким удивлением Гамаш осознал, что перешел в статус «отказников», тех людей, которых спасал на протяжении всей своей карьеры.

      Но это не значило, что он стал бесполезным. Может быть, его просто перепрофилировали.

      – Заходите в дом, а то холодно, – сказал Годен. – Я уверен, все будет хорошо. Вивьен наверняка застряла где-нибудь у подружки, развлекается, и я волнуюсь по-напрасну. Она скоро позвонит.

      Он вгляделся в их лица, пытаясь найти хоть какую-то причину надеяться на то, что его слова могут быть правдой. Пациент в кабинете врача, самодиагностирующий свою опухоль как кисту, помрачение сознания как утомление, паралич как ущемление нерва.

      Пропавшая на выходных дочь скоро позвонит. С тысячью извинений.

      Гамаш узнавал это естественное, а возможно, и необходимое заблуждение. Оно позволяло родителям, детям, супругам жить дальше. По крайней мере, какое-то время.

      – Не сомневаюсь, что так оно и есть, – сказала Клутье, спеша за Омером в аккуратный дом и в кухню.

      Но отец Вивьен смотрел на Гамаша.

      – Как вы думаете, что с ней произошло? – спросил Омер, садясь за кухонный стол.

      Гамаш, занявший место напротив него, услышал, как в голосе отца снова зазвучал страх. Боязнь. Предчувствие катастрофы.

      – Мы не знаем. Мы только что приехали из ее дома…

      – Тот дом никогда не был ее. Вот здесь ее дом.

      И в самом деле, жилище Годена воспринималось как дом. Здесь пахло домом. Скромный по размерам, уютный и приветливый дом со слегка изношенной мебелью. Удобное кресло рядом с печкой стояло так, чтобы можно было смотреть телевизор.

      Одно кресло. Дом человека, который не только жил один, но и редко принимал кого-то у себя.

      Фред лег на полу и положил голову на ноги месье Годена.

      – Он с ней что-то сделал?

      Его глаза опять молили Гамаша об успокоении. Но в них было больше отчаяния, чем надежды.

      – Мы не знаем, – сказала Клутье. – Мы…

      – Этот ублюдок что-то сделал с ней.

      Это