Секретный дьяк. Геннадий Прашкевич

серебра, а соответственно, и охранять ее. Раз есть где-то в Сибири гора серебра, правильно решил, непременно ее надо охранять. Русский человек, известно, от природы склонен к хищениям. Дай ему волю, русский человек свою собственную гору серебра по щепотке разнесет, всю сменяет на водку. Мимо горы серебра идя, ни один русский не удержится, отщипнет немножко. Чего, скажем, не хватало сибирскому губернатору Гагарину? Все у него было, даже то, что у царя есть. А ведь неистово воровал Матвей Петрович, так страшно и неистово воровал, что труп его, обмотанный цепями, до сих пор, истлелый, болтается на виселице. И не где-то в Якутске или в Тобольске, а здесь, в Санкт-Петербурхе, прямо перед окнами Сената. Всегда полезно видеть сенаторам.

      Ушел маиор.

      А Сибирь велика.

      Сибирь, она всех глотает.

      4

      Шум на дворе утих.

      Мальчик в синем армячке, из-под которого торчала не очень чистая рубаха, младший брат девки Нюшки, с опаской заглянул в комнату, сказал, шепелявя, с ненавистью:

      – Барыня передали, накрыто на стол.

      – И померанцевая поставлена?

      Знал Иван, что не надо унижать себя перед мальчиком, мальчик его и без того не любит. И за то что они, секретный дьяк Иван, сестру Нюшку тискают втихомолку и щиплют за высокий бок, и за то, что их, задумчивых тихих дьяков, время от времени доставляют в дом пьяными на чужой телеге, а добрая барыня почему-то терпют такое, и за то, наконец, что секретные дьяки как бы тихие, а сами часто с доброй барыней уединяются и читают вслух разные книги. Еще ладно бы «Устав морской» – о всем, что касается к доброму управлению в бытности флота на море, или там всякие заметы о военных баталиях (такое даже неукротимый маиор слушали в свое время), так ведь нет, он, мальчик, сам слышал, как они, дьяки вредные, читали доброй барыне вслух книгу: «Новоявленный ведун, поведающий гадание духов, или Невинныя упражнения во время скуки для людей, не хотящих лучшим заниматься». Он, мальчик, сам тайком держал в руках эту книгу, даже листал ее, только ничего не понял. И от этого сердился еще сильнее. Обидно и за добрую барыню, и за сестру. Сказал бы барыне, какой плохой у нее племянник, да страшно. Вот защитил бы сестру, да сил нет. Да и как защищать? К тихому дьяку у глупой Нюшки симпатии.

      А соломенная вдова, она чего ж?

      Она правда любила послушать чтение.

      Особенно если в какой книге шла речь о Сибири, соломенная вдова вся даже содрогалась. Содрогалась и все равно досконально хотела знать о пустынном крае, по которому, может, и сейчас ходит ее маиор. Всем известно, русский человек, он – ходо́к, он не станет отсиживаться в якутских чувалах или по заброшенным зимовьям, он сам далеко пойдет куда глаза глядят, без ландкарты, только понаслышке, пока не остановит его судьба. Этого только глупый мальчишка, брат Нюшки, не понимал, не раз, впрочем, поротый в сарае за то свое горькое непонимание. После каждой такой порки мальчишечьи глаза при виде Ивана еще больше оледеневали.

      – А вот не поставлена померанцевая. Не будет вам нынче померанцевой. Никакой вам сегодня