Здесь мертвецы под сводом спят. Алан Брэдли

странно, но в этот момент мне вспомнилась сцена из концовки романа миссис Несбит «Дети железной дороги», когда на вокзале Бобби бросается в объятия несправедливо приговоренного к заключению отца.

      Но для нас не будет трогательного финала, ни для меня, ни для отца, Фели или Даффи – ни для кого. Нет никакой счастливой развязки.

      Я бросила взгляд на отца, как будто он мог подать мне знак, но он тоже застыл в своем персональном леднике за пределами скорби и проявления чувств.

      Гроб был накрыт «Юнион Джеком».

      Альф Мюллет резко вскинул руку в салюте и стоял так очень долго.

      Даффи ткнула меня локтем в бок и сделала еле заметное движение подбородком.

      В южном конце платформы в стороне от остальных стоял довольно полный пожилой джентльмен в темном костюме. Я сразу же узнала его.

      Когда носильщики медленно двинулись в сторону от поезда, сгибаясь под печальной ношей, он уважительно снял черную шляпу.

      Это был Уинстон Черчилль.

      Что в этом мире могло привести бывшего премьер-министра в Бишоп-Лейси?

      Он стоял в одиночестве, наблюдая в леденящем молчании, как мою мать несут к открытым дверям катафалка, возникшего словно ниоткуда.

      Черчилль наблюдал, как гроб, сопровождаемый офицером с обнаженной саблей, аккуратно пронесли мимо отца, Фели, Даффи и меня, и затем встал плечом к плечу с отцом.

      – Она была Англией, – проворчал он.

      Словно пробудившись ото сна, отец поднял глаза и сосредоточил взгляд на лице Черчилля.

      После очень долгой паузы он сказал:

      – Она была бо́льшим, премьер-министр.

      Черчилль кивнул и сдавил отцовский локоть.

      – Мы не можем себе позволить терять де Люса, Хэвиленд, – тихо произнес он.

      Что он имел в виду?

      Краткий миг они стояли бок о бок в лучах солнца, двое мужчин, выглядевших так, будто они потерпели поражение, двое братьев по чему-то далеко выходившему за пределы моего понимания, чему-то, что я даже не могла вообразить.

      Потом, обменявшись рукопожатиями с отцом, Фели, Даффи и даже тетушкой Фелисити, мистер Черчилль подошел к тому месту, где стояла я – чуть в стороне от остальных.

      – А вы, юная леди, тоже пристрастились к сэндвичам с фазаном?

      Эти слова! Именно эти слова!

      Я слышала их раньше! Нет, не слышала – видела.

      У меня внезапно волосы встали дыбом.

      Голубые глаза Черчилля пронзительно смотрели на меня, как будто заглядывали в самую душу.

      Что он имел в виду? На что, во имя всех святых, он намекает? Что, по его мнению, я должна ответить?

      Боюсь, я покраснела. Это все, на что я была способна.

      Внимательно вглядываясь в мое лицо, мистер Черчилль взял меня за руку и слегка сжал своими удивительно длинными пальцами.

      – Да, – наконец пробормотал он себе под нос, – да, я уверен, что ты тоже.

      И с этими словами он отвернулся и медленно зашагал по платформе, торжественно кивая головой направо и налево и приветствуя жителей по пути к ожидающей его машине.

      Хотя