Совесть. Валерий Есенков

а надо, надо было взглянуть!

      Но нет! Поворотившись несколько боком, повторивши в другой раз: «Ничего ж, ничего…», с притворным вниманием поправляя прическу, потрогавши галстук, сделавши вид, что в самом деле не так уж давно поднялся со сна и не поспел докончить утренний свой туалет, сам страдая от лукавых своих ухищрений, которые были противны ему, он высправшивал, не в илах понять, каким это образом перепуталось все в сознании человека, который дни и ночи проводит в молитвах, искренне веруя в благое всемогущество Бога? Где затерял его друг христианское милосердие к ближним, о котором с таким теплым чувством постоянно твердит? Как перевернулся и посчитал виноватым того, кто довел, несмотря ни на что, исполинское свое сочинение, которому равного еще не случалось на русском наречии, как сам же граф восхитился после внимательного знакомства с поэмой, довел до конца и предложил свое сочинение спасти? Как спаодобился не почуять чутким сердцем близкого друга, что не временный упадок усталого духа, не случайная слабость, тем более не болезнь, не расстройство ума, но ужасная катастрофа уже надвинулась вплоть, что речь, может быть, повелась о развязке, что графу вчера выпадала исключительная возможность все поворотить по-иному и что по своей слабости граф эту возможность эту возможность навсегда упустил? С помощью какой хитроумной уловки, встречаясь с ним каждый день в течение нескольких лет, граф поверил общей молве, что он, создавший не что-нибудь, а «Мертвые души» с некоторых пор не совсем владеет рассудком? Неужто может все человек, исключительно все, лишь бы заглушить в себе свою совесть и по этой причине бестрепетно взглядывать сверху вниз на тех ближних, которых обязан братски любить? Он же искренности искал, открытости ждал, задушевности, простоты, однако не было, вовсе не заводилось кругом него ни задушевности, ни открытости, ни простоты, так что и сам становился с ними неискренним, неоткрытым и непростым!

      Не повернув головы, скрывая свои настоящие мысли от графа, Николай Васильевич безучастно кивнул:

      – Вы правы, то была мимолетная слабость.

      Студенистые глаза графа победно блеснули, и ублаготворенность послышалась в окрепнувшем голосе:

      – Это все так, однако ж я убежден, что пост принесет вам новые силы. Эту неделю я решился говеть вместе с вами.

      Он смутился ужасно. Раскаяние поразило его. С глубочайшим презрением к свои осудительным мыслям повторил он эти благие слова: «Говеть вместе с вами». Дружеское расположение раздавалось в этих немногих словах, а он посмел упрекнуть в чем-то графа, мысленно, мысленно, вот что еще хорошо, да куда хорошо, тот же грех!

      Душа тотчас размякла в приливе искренней благодарности. Повернувшись к графу лицом, тепло улыбаясь, протянув к нему благодарные руки, он взволнованно, горячо подхватил:

      – Как я рад, что вы будете со мной эти дни! Ваш пример, несомненно ободрит меня. Вы же знаете, я всегда восхищаюсь твердостью вашей в посте и молитве. О, как нужен человеку пример!

      Граф улыбнулся одними губами, проскользнул мимо него своим мелким