Право безумной ночи. Алла Полянская

хочет, – врач исподлобья смотрит на близнецов. – Два здоровых лба, а мать сумки на шестой этаж таскает?

      – Доктор… не надо. Я справляюсь.

      – Да я вижу, как вы справляетесь. Дышите, сейчас будет горячо.

      От укола стало горячо даже кончикам пальцев.

      – Вот, вода…

      Какое блаженство – выпить воды.

      – Значит, так. Вставать нельзя, завтра лежать, придет участковый врач.

      – Но я на работе…

      – Все на работе, дадим больничный.

      Он не понимает, этот врач. Там, где я работаю, оправданием для неявки на работу может быть только смерть. Впрочем, я завтра собираюсь умереть – не пойду на работу. А к нотариусу надо. И к Марконову тоже. Я должна еще раз посмотреть на него. Услышать его голос. Просто побыть рядом с ним – еще раз, последний.

      – Дети, идите спать.

      – Идем, Дэн. Она все сама, видишь?

      – Мам… Тебе надо что-то?

      Мне надо перестать дышать, потому что жить больно. Но как я тебе об этом скажу, малыш? Ты еще хлебнешь горечи полной ложкой, пусть это будет твой обычный вечер – он у тебя тоже последний, надолго. Потом забудется, но не сразу.

      – Там… кукла моя. Из детства.

      – Ага, Ляля-пылесборник.

      – Пусть там и сидит, не выбрасывайте.

      – Мам, да мы и не собирались, ты чего?

      – Ничего, иди спать, сынка. Идите оба, завтра в институт рано, потом на работу…

      Они сильные, выплывут. Через год уже диплом, работа есть, жилье тоже. Выплывут и без меня, а мне пора. Я устала, граждане. Мне слишком больно стало жить.

      2

      Утро началось со звонков – шеф, видимо, оценил все прелести моего отсутствия на работе.

      – Я заболела.

      – Что, настолько заболели?

      – Ну, если гипертонический криз накануне ночью и воспаление в пояснице – это недостаточно, тогда я увольняюсь.

      – Я привезу вам документы и подожду, пока вы сделаете.

      – Как скажете. Только у домофона вам придется подождать – я с трудом передвигаюсь.

      – Я понял, подожду.

      Видимо, идея уволить меня не кажется ему привлекательной, и я его понимаю. Ведь вместо меня ему придется нанять троих, а то и четверых – молодых, энергичных, не знающих понятия «энтузиазм» и выполняющих свои обязанности строго в рамках должностной инструкции. И они все равно не смогут делать то, что делаю для него я – вот уже скоро девять лет. Быстро же он обернулся, видимо, совсем горит.

      Я подползаю к домофону, опираюсь о скамеечку в прихожей и дотягиваюсь до кнопки. Теперь еще замок открыть… Черт, голова-то как кружится, и снова кровь из носа! Гадство!

      – Что…

      Шеф едва не споткнулся об меня, испуганно отпрянул, выронил папку, разлетелись файлы. Бестолочь…

      – Ольга Владимировна, вы… Черт побери, у вас кровь!

      Я ничем не могу тебе помочь. Я и себе ничем не могу помочь – мне очень плохо, так, как никогда не было, и я совершенно ничего не могу с этим поделать. Доктор вчера выписал рецепт, но сходить за таблетками некому. Да и незачем уже, собственно. Завтрашнего дня у меня все равно не будет, так нечего и деньги на аптеку тратить, пусть детям останутся.

      Он