Детектив из Мойдодыра. Том 3. Григорий Лерин

нет ни чести, ни совести, ни полтинника. На этот вопиющий факт Толян закрывать глаза не может, потому что с подобными негодяями он всегда вступал и вступать будет в суровые и бескомпромиссные половые отношения, используя при этом как традиционные методы и средства, так и нетрадиционные.

      Яркая речь Толяна, искусно сплетенная из каких-то пяти-шести слов, одно из которых: «мужик», а второе: «полтинник», прозвучала внушительно и вдохновенно. Пока двигающийся у него на шее кадык, словно поршень, проталкивал наружу обличительные тезисы, вокруг «Скорой помощи» собралась небольшая толпа. Толяну удалось донести свою мысль до аудитории вполне однозначно и даже сорвать жиденькие аплодисменты со стороны скамейки.

      Врач не решился вступать в полемику и произносить в ответ клятву Гиппократа, перестал блестеть и виновато заморгал, признавая поражение. «Кллннч» растроганно прослезился, и только лишь стоявшая рядом со мной бабуля неодобрительно покачала головой.

      Сверху опять раздался женский голос:

      – А какой номер машины? Давайте, я номер запишу. Только мне из-за дерева не видно.

      Разошедшийся не на шутку Толян незамедлительно пригрозил вступить в суровую связь и с номером, и с машиной, и с деревом.

      Бабуля с отвращением сплюнула на землю.

      – Да как язык-то не отсохнет, поганец!

      Я выудил из кармана две десятки и поспешно протянул «Кллннчу», отвлекая внимание Толяна, медленно сосредотачивающееся на бабуле.

      – Держи, друг. Спасибо за поддержку. Теперь они меня ни за что не оставят. И других больных лечить станут. А спирт и таблетки больше воровать не будут.

      «Кллннч» степенно передал деньги оратору.

      – Толян, пересчитай.

      Врач проводил взглядом деньги, снял очки, и в его добрых близоруких глазах я увидел признаки понимания и гуманизма. Водрузив очки на место, он решительно подошел, наклонился, потыкал в овчарку пальцем.

      – Дышит… – Он понизил голос до шепота: – Можем до ветеринарки добросить. Полтинник даешь?

      Я нисколько не удивился.

      – Даю. Поехали. Там, кроме как усыплять, что-нибудь умеют? Или такие же, как у вас?

      – Там все умеют. Они же платные. Ну, садись.

      Я опустился на колени, просунул руки собаке под живот и под голову. Она коротко взвизгнула, но вырываться не стала. Мне тоже было больно разгибаться, но я сдержался и не взвизгнул. Прижав собаку к груди, я бережно понес ее к машине.

      – Давай, мужик, поправляйся, – благодарно пожелал мне вслед «Кллннч».

      Толян мне вслед ничего не пожелал.

      ***

      В приемной на втором этаже висел угрожающего вида плакат с огромным, жутким шприцем и лицемерно-садистской надписью: «А ты не забыл сделать своему любимцу прививку от бешенства?» Под плакатом вдоль стены сидело не менее десяти посетителей с собаками и кошками всех мастей. Возможно, несчастные животные предпочли бы бешенство, но их никто не спрашивал.

      Я вздохнул, перехватил собаку поудобнее, еще раз взглянул на шприц и повернулся к выходу. Но меня остановили.

      – Мужчина! Мужчина