Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

ждешь?! – подтолкнул палача шляхтич, которому князь приказал следить за исполнением казни. – Чего ждешь? Вон их сколько!

      Пшунка сделал два шага к плахе, поднял топор, зажмурился… Ударил!

      Бедный человек закричал. Хлестала кровь. Пшунка отшатнулся было прочь, поскользнулся, еще ударил. Человек закричал пронзительнее. Третий удар! Голова стукнулась о помост, покатилась.

      – Помучь, помучь их, скотов! – похвалил шляхтич Пшунку.

      Гайдуки волокли здоровенного детину. Тот упирался, падал. Его били ногами, тянули за волосы по ступеням, по шершавым доскам помоста, и, видно, веревки перетерлись. Здоровяк порвал их, отшвырнул от себя гайдуков, его опять схватили, но он успел вцепиться в красный колпак палача. Одежда на палаче затрещала, колпак лопнул, и вот стоял Иван на видном своем месте перед всем народом.

      – Да ведь это же – Пшунка! – закричали люди в ужасе. – Пшунка! Христо-о-опродааавец!

      – Руби! – услышал палач окрик шляхтича. – Руби!

      – Христопродавец! – выворачивая глаз, хрипел мужик, прижатый наконец к плахе. – Я к тебе еще приду!

      Пшунка ударил. Он видел, куда бьет. Все получилось с одного раза.

      – Давай живей! – крикнул он гайдукам.

      – Ирод! Ирод! – кричала площадь.

      – Ирод! Ирод! – кричали осужденные на смерть.

      – А я-то жалел вас! – завопил Пшунка, мечась по своему помосту. – Я вам покажу – ирод! Я вам покажу!

      Он прыгнул наземь и стал кромсать топором сплеча, куда попало, только бы по живому.

      – Руби! – дал знак своре гайдуков шляхтич – исполнитель казни.

      Дело было кончено в минуты.

* * *

      – Ты – прирожденный палач, – сказал князь Иеремия Ивану Пшунке. – Но ты – варвар. Ты устроил из казни чудовищную резню… Я посылаю тебя в Европу. Ты должен обучиться ремеслу у лучших мастеров своего дела.

      10

      Пани Мыльская, ограбленная и разоренная, ехала в Варшаву на своих лошадях и в своем рыдване. И кучер у нее был свой, и двое слуг на запятках тоже свои. В сундуке и под сиденьем рыдвана пани Мыльская везла не серебро и не золото, а овес для лошадей и всяческую снедь для себя и слуг. На поездку у нее и двадцати злотых не нашлось. Просить взаймы было совестно. И так все пороги обила, собирая на выкуп имения из посессии. Спасибо пани Хелене, кошелечек, провожая, сунула, а в кошелечке – тридцать злотых. Так что охранять было нечего, однако пани Мыльская собиралась в путь, как на войну. Слуги на запятках получили по два пистолета да по мушкету, кучеру было дадено три пистолета, себе пани Мыльская взяла полдюжины.

      Когда кучер крикнул с козел, что на дороге лежит дерево, пани Мыльская не изумилась и не испугалась.

      – Адам! Давай потихонечку через эту канаву и – гони потом что есть мочи!

      Засада опешила. Рыдван свернул с дороги достаточно далеко и, главное, не в ту сторону.

      – Гей! – вскричала пани Ирена, усаживаясь в седло. – Гей! В погоню!

      – Подпускай их ближе, ребята! – приказала пани Мыльская. – Целься наверняка. Адам! Останови-ка