Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

проснулся от запаха гари. Открыл глаза, поглядел на потолок, на стены – комната, слава Богу, не пылала. Потянул в себя воздух и почувствовал, что запах дыма вкусный. Да такой вкусный, такой призывный – в животе заурчало.

      «Поварята праздник готовят». Потянулся, закрыл глаза и провалился в последний досыпок.

      Увидал подстаросту своего, пана Чаплинского. Чаплинский размахивал саблей, звал кого-то и указывал на него, на Хмельницкого. Лес за спиной пана подстаросты оказался войском. Земля загудела. Это шла в атаку крылатая польская конница.

      «Умру, а не побегу», – сказал себе Хмельницкий и на всякий случай оглянулся. И увидал, что за ним такой же лес, как за паном Чаплинским. Стоило поглядеть на деревья, как все они обернулись казаками. Пан Чаплинский побледнел, попятился, спрятался за спины «крылатых».

      «Устоят ли?» – подумал о своих Хмельницкий, рванул из ножен саблю и понял, что – ошибся. За крылатую конницу он принял стадо быков, да и быки-то были все… жареные. Засмеялся над своим испугом, хотел позвать на пир казаков, поднялся на стременах, но стремя выскользнуло, сердце оборвалось, дернул ногой и проснулся.

      – Ну и сон! Скорее надо убираться из этого ясновельможного логова.

      Оделся, собрался, пошел на конюшню взять своего коня.

      За ночь весь огромный двор превратился в кухню. Над раскаленными углями крутили на вертелах откормленных тельцов. Жир капал в огонь, взмывали языки пламени, курился и стлался щекочущий ноздри дым. Ружейный треск летел с огромных сковородок, на которых жарились птица, поросята. Одни повара начиняли пряностями и дичью сразу трех быков, другие начиняли дюжину свиней.

      Хмельницкий поймал себя на том, что стоит посреди двора, да так стоит, словно по голове дубиной ударили. Опамятовался, чуть не бегом кинулся к конюшне, оседлал коня – и прочь, прочь от кухонного неистовства, как от преисподней.

      А на дороге уже было шумно. Громыхали рыдваны, кареты. Изнутри экипажи в парче и бархате, снаружи в атласе и коврах. Лошади выкрашены: красные, синие, золотые, серебряные.

      «Вот он, дракон, сосущий из матери Украины и кровь, и мозг».

      Подумал и оглянулся.

      Над необъятным двором великого коронного гетмана стоял высокий дрожащий дым.

      – Вот она, их церковь. Их правда. Их закон.

      Вздрогнул, и вовремя.

      Положив поперек седла копье, мчался на Хмельницкого всадник. Хмельницкий успел дать шпоры, конь скакнул через дорожную канаву, споткнулся, но не упал, слава Богу.

      – Жаловаться приезжал? – крикнул пан с копьем.

      – А, это ты, пан Чаплинский? Я не жаловаться приезжал, ищу справедливого суда над тобой.

      – Нашел ли?

      – Было бы нынче царство Ягайлы, нашел бы!

      – Чем же оно тебе приглянулось, царство Ягайлы?

      – А вот когда королевский слуга Гневош оклеветал королеву, суд, уличив его во лжи, заставил лезть под стол клевету отбрехивать. Клеветники в те добрые времена из-под столов не вылазили, по-собачьи брехали.

      – Умен ты больно, пан сотник. Не сбавишь спеси, уж я найду способ