Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

глядя сверху на толпу односельчан. – Що це у вас за диво дивное?

      Пощелкивая семечки, Кума не поленилась слезть с телеги, подошла на край дороги, а потом спустилась пониже к реке, где стояла пани Мыльская. Поклонилась пани и еще чуть ниже пошла, чтоб гнева нечаянного не заслужить.

      – Иди-ка и ты сюда! – крикнули слуги, мокавшие в воду женщин.

      – Шо я, дурная, всему честному народу срам показывать? Сама я во всем новом – в гостях была, а исподнего на мне нетути, дни больно жаркие.

      – Иди в воду, тебе говорят! – сказали Куме люди. – Ведьму ищем, которая дождь украла.

      – Так какая же я ведьма?! Я Богу молюсь и в церковь хожу.

      – Все мы Богу молимся, и все в церковь ходим! – сказали ей мокрые женщины и сами загородили Куме пути назад и в стороны.

      – Вон вы какие, соседушки мои! – взъярилась Кума, бросая наземь семечки. – Ну, так держитесь! Всех ваших мужиков уведу у вас, куриц мокрых!

      И пошла скидывать с себя: села – сапожки стянула, расшитую сорочку сбросила, глазом не моргнувши, расстегнула поясок да и переступила белыми ножками через упавшую юбку. Пошла к воде неторопко, у воды лицом к людям повернулась, постояла, чтоб все, кто хотел, поглядели да чтоб запомнили.

      – Экая рудая! Хвыль! – не сдержал восторга старичок Квач.

      Подхватили слуги голую бабу да и запрокинули красавицу на спину. А она и поплыла.

      Так пчела звенит-верещит над медовым грабителем, так пузырится кровь в жилах подлого убийцы.

      – Хвыль! Хвыыыль! – тонюсенько подхватив слова старика Квача, завыла толпа и пошла, крадучись, к воде.

      Пани Мыльская пистолет вытащила, но старухи Лукерья, Матрена, Домна опередили толпу.

      – Убьете – три года дождя не будет! – крикнула Домна. – Крапивой ее стегать нужно и лозой. То крапивой, то лозой.

      Распластали белую, как лебедь, на траве. У реки трава не сомлела от жары. Одна трава-муравушка мягкая и была добра к бедной. Настегивали в очередь, кто жалеючи, кто истово. Кто за смелость немыслимую бабью стегал, кто дождь выколачивал. А кто помнил про человеческую душу, тот прочь пошел с того места.

      Вдруг бегут! Ребятишки бегут!

      – Туча!

      Все замерли – и кинулась толпа с реки наверх, на дорогу.

      Верно, туча! Черная, клубящаяся, из-за горизонта вываливает, как сатанинский дым из трубы.

      – Бейте Куму! Бейте! – завопила Домна. – Не то пронесет тучу стороной!

      Охотники нашлись, стегали до первых капель. Первые капли были тяжелые, крупные, с райское яблочко. Упали они на спину страдалицы, остужая боль.

      И разверзлось небо. Кинулись люди по домам, но не для того, чтобы спрятаться. Принесли они на лужок тот несчастный горилки и браги, хлеба и сала, всякого маслица и настоев всяких. Захлопотали бабы над Кумой, закричали на мужиков:

      – Да подите вы прочь, бесстыжие!

      Раны Куме омыли, присыпали целебными травами. Одели ее, бедную. Дали горилки и сами выпили. Ревели все ревмя, а кто не ревел, за того дождь старался. Отвели Куму в дом ее под руки, постель постелили и целую неделю ходили