Помидорный романс. Ирина Критская

рукой по столу так, что Лена вздрогнула, и крикнула:

      – Нет! Я уезжаю! Хватит! У меня тоже есть жизнь.

      Обалдевшая дочь ничего не сказала, только молча смотрела, как мать, неловкими пальцами, расстегнув молнию нового, невесть откуда взявшегося модного кошелька, швыряет на стол какие-то билеты, паспорт и распечатанные фотографии импозантного старика.

      – Аааа, ну да, наслышана. Ляля мне говорила, как вы тут нафталином провонявшие чувства развели. Ты подумай, мама. Тебе ведь не с ним жить, со мной. Про стакан воды и кусок хлеба не забывай. Завтра позвоню, сообщишь свое решение. Билеты еще можно сдать.

      Элена быстро пошла к двери, на пороге обернулась и, презрительно глядя на мать, прошипела

      – Джульетта престарелая!

      У Аделаиды Николаевны как-то разом кончились силы, она тяжело опустилась на стул и замерла, глядя в одну точку.

      Глава 3. Встреча

      Старый чемодан, видавший виды еще советского санаторного Крыма был несколько пыльноват, но вполне приличен. Они с мужем считали его чем-то вроде талисмана и доставали с антресолей только в самые радостные и значимые для них дни. А самым большим счастьем было – поехать в крошечный поселочек Малореченское, заблудившийся среди гор и моря, поселиться в полузаброшенном доме, недалеко от дикой части берега, который им сдавали почти бесплатно и жить там, как дикари, сутками валяясь на берегу в тени старых лодок, ужинать ранним виноградом, сладкими мелкими персиками и сыром с лепешками, которые привозила им хозяйка откуда-то из села.

      Аделаида оклеила клетчатый дерматин чемоданных внутренностей фотографиями. И они так намертво приварились к искусственному материалу, что отодрать их не было никакой возможности, чтобы не порвать. И до сих пор, оттуда на мир смотрела худенькая круглолицая девочка с белокурыми кучеряшками и высокий, худющий парень с щегольскими усиками, волнистым чубом, уложенным назад и добрым песьим взглядом, как у грустного лабрадора. Они обнимались у неработающего фонтана в городском, заросшем парке, и кипарисы уходили своими стрелами куда-то в непроглядную высь.

      Наскоро протерев чемодан, Аделаида быстро начала кидать в его нутро кофточки и юбки, белье и всякий незатейливый скарб, который она особенно и не копила за эти годы. Так – дешёвенькое все, по скидкам, простенькое, лишь бы удобно. Ситцевую ночнушку она с сомнением приложила к себе, став у зеркала, потом, вдруг устыдившись своим мыслям, тоже бросила в чемодан. «Надо было купить бы чего, поприличнее», – подумала она с сожалением, хорошо, хоть на плащ новый скопила, красивый». Плащ и правда был отличный – нежно-голубой, именно этот цвет ей нравился в молодости, с серебристой подкладкой и большим, отложным воротником, который при желании можно было превратить в капюшон. В Москве июнь вечно был дождливым, плащ пригодился как нельзя кстати, да и туфли подошли – светлые, с небольшим каблучком и скромным бантиком. Лет им было, наверное, десять, но Аделаида