На Верхней Масловке (сборник). Дина Рубина

Что поделаешь…

      Нина села на постели. Сделанное ею открытие, так неожиданно подтвержденное Матвеем, взволновало ее.

      – И… ты давно это понял?

      – Давно… Лет шесть назад они разругались вдрызг, и Петя сбежал от нее в мастерскую – тогда еще они жили в комнате на Садовой-Каретной. Недели три она держалась довольно мужественно, только заморочила нас совсем – туда ее вези, сюда ее проводи. Потом через кого-то из знакомых узнала, что Петя в очередной раз ушел с фабрики, нуждается, трешки по соседям одалживает. Ну и… попросила меня поехать с нею, дать Пете денег… В такси, помню, она меня замучила: как я должен войти, что сказать, и смотреть все время на Петю – что в его лице отразится, и ни в коем случае не проговориться, что деньги от нее… Словом, коридоры мадридского двора… Я, конечно, провалил всю операцию.

      – Нашла кому поручать…

      – Да… Она осталась ждать в такси и так волновалась, на ней просто лица не было… А я увидел Петю, и на меня вдруг такая усталость накатила, такое сожаление. Чем, думаю, я вот в эту минуту занимаюсь? Бог мой, думаю, жизнь так коротка, мне работать нужно, а я в какие-то конспиративные игры влез. Он спросил, от кого сотня, я сказал – от Анны Борисовны.

      – А он?

      – Забегал по мастерской: бледный, губы трясутся, бормочет: «Я отвечу, ничего, я отвечу». Что – отвечу, кому – отвечу?.. Еще что-то говорил, про унижение, – ей мало его унизить словами, она еще и деньгами…

      – Не взял? Матвей усмехнулся:

      – Взял. Схватил… Пачку пополам перегнул, сунул в задний карман джинсов, и: «Ничего, я отвечу, передай – я отвечу…» Ну, я повернулся и ушел… В такси Анна Борисовна выслушала меня со съеженным лицом, обозвала болваном, но я не обиделся – видел, что с ней творится…

      – Он-то ее ненавидит, – убежденно проговорила Нина. – Ждет не дождется, чтобы старуха поскорей на тот свет отправилась. Я думаю, он идейный вдохновитель махинации с опекунством. А иначе – что б ему терпеть ее страшный характер!

      – Боюсь, что там не все так обыкновенно, Нина.

      – Оставь, ради Бога! История простенькая и далеко не новая… Ты ложиться собираешься?

      – Да, только Косте позвоню…

      Матвей сложил листы в стопку на угол стола и пошел к телефону. Нина приподнялась на локте и сказала ему в спину:

      – Не звони.

      – А что?

      – Не звони…

      Он вернулся, сел на постель рядом с Ниной:

      – Ты говорила с Костей?

      Она натянула на плечо одеяло, словно боясь, что Матвей сгоряча огреет ее.

      – Обидела, нагрубила? Порвала все, да?

      – Матюша…

      – Елки-палки… – проговорил он удивленно и беспомощно, не глядя на нее. – Мы дружили двадцать лет…

      Она села рывком, заговорила быстро, возбужденно:

      – Какой же это друг, Матвей? Двадцать лет он жил за счет твоего таланта!

      – Ну и что?

      – И у него хватало совести…

      – Послушай, – перебил он так же тихо, разглядывая ее, как, бывает, смотришь на своего заболевающего ребенка – тревожным, ощупывающим взглядом. – Почему