Попрыгунья. Избранное. Антон Чехов

голова.

      «Кажется, maman ушла, – думал он. – Это хорошо… хорошо…»

      – Скоро же? – спросила протяжно Нюта.

      – Сейчас… Вот это, кажется, морфин… – сказал Володя, прочитав на одной из сигнатур слово «morph…» – Извольте!

      Нюта стояла в дверях так, что одна нога ее была в коридоре, а другая в его комнате. Она поправляла свои волосы, которые трудно было поправить – так они были густы и длинны! – и рассеянно глядела на Володю. В просторной блузе, заспанная, с распущенными волосами, при том скудном свете, какой шел в комнату от белого, но еще не освещенного солнцем неба, она показалась Володе обаятельной, роскошной… Очарованный, дрожа всем телом и с наслаждением вспоминая о том, как он обнимал это чудное тело в беседке, он подал ей капли и сказал:

      – Какая вы…

      – Что?

      Она вошла в комнату.

      – Что? – спросила она, улыбаясь.

      Он молчал и смотрел на нее, потом, как тогда в беседке, взял за руку… А она смотрела на него, улыбалась и ждала: что будет дальше?

      – Я вас люблю… – прошептал он.

      Она перестала улыбаться, подумала и сказала:

      – Погодите, кажется, кто-то идет. Ох, уж эти мне гимназисты! – говорила она вполголоса, идя к двери и выглядывая в коридор. – Нет, никого не видно…

      Она вернулась…

      Затем Володе показалось, что комната, Нюта, рассвет и сам он – все слилось в одно ощущение острого, необыкновенного, небывалого счастья, за которое можно отдать всю жизнь и пойти на вечную муку, но прошло полминуты, и все это вдруг исчезло. Володя видел одно только полное, некрасивое лицо, искаженное выражением гадливости, и сам вдруг почувствовал отвращение к тому, что произошло.

      – Однако мне нужно уходить, – сказала Нюта, брезгливо оглядывая Володю. – Какой некрасивый, жалкий… фи, гадкий утенок!

      Как теперь Володе казались безобразны ее длинные волосы, просторная блуза, ее шаги, голос!..

      «Гадкий утенок… – думал он после того, как она ушла. – В самом деле, я гадок… Все гадко».

      На дворе уж восходило солнце, громко пели птицы; слышно было, как в саду шагал садовник и как скрипела его тачка… А немного погодя послышалось мычанье коров и звуки пастушеской свирели. Солнечный свет и звуки говорили, что где-то на этом свете есть жизнь чистая, изящная, поэтическая. Но где она? О ней никогда не говорили Володе ни maman, ни все те люди, которые окружали его.

      Когда лакей будил его к утреннему поезду, он представился спящим…

      «Ну его, все к черту!» – думал он.

      Встал он с постели в одиннадцатом часу. Причесываясь перед зеркалом и глядя на свое некрасивое, бледное от бессонной ночи лицо, он подумал:

      «Совершенно верно… Гадкий утенок».

      Когда maman увидела его и ужаснулась, что он не на экзамене, Володя сказал:

      – Я проспал, maman… Но вы не беспокойтесь, я представлю медицинское свидетельство.

      M-me Шумихина и Нюта проснулись в первом часу. Володя слышал, как проснувшаяся m-me Шумихина со звоном открыла у себя окно, как на ее грубый голос ответила Нюта раскатистым смехом. Он