Чудак на холме. Лев Юрьевич Альтмарк

вам может сказать двенадцатилетняя девочка?

      – Это же не для протокола, – Лёха корчит печальную физиономию, хотя его румяное широкое лицо вовсе не предназначено для такой мимики. – Понимаете, уважаемая, погибло столько людей, и вовсе не обязательно, что среди них были только бандиты и уголовники. Там были и молодые красивые парни, которым бы жить да жить. Вот представьте, если бы среди них был ваш сын…

      – У меня нет сыновей! – скрипит тётка, но дверь на себя больше не тянет. – У меня только дочь… А если бы у меня был сын, он бы ни за что не попал в такую мерзкую компанию!.. Ладно, проходите, раз пришли. Но условие – всего пару вопросов девочке, не больше. А то будем жаловаться на ваш произвол начальнику полиции. Мой муж с ним знаком…

      Мы проходим в салон, и хозяйка настоятельно требует, чтобы мы, раз уж напросились в гости, выпили по чашке кофе. Таков израильский ритуал посещения гостей, и отказываться от его неукоснительного соблюдения не принято.

      Пока она готовит кофе и зовёт внучку, Лёха вопросительно разглядывает меня и просит:

      – Разговаривай с девочкой лучше ты, потому что эта старая мегера будет фильтровать каждое слово и мозги выносить своими комментариями. У меня терпения не хватит с ней препираться.

      Девочка оказывается рослой, рано созревшей особой, каковые нередко проходят по полицейским сводкам в разделах происшествий с изнасилованиями. Быстро оценив нас взглядом как людей ни на что для неё не годных, она выпускает изо рта пузырь жвачки и молча залезает с ногами на диван.

      – Меня зовут Шуламит, – не дожидаясь вопросов, сообщает она и громко чмокает лопнувшим пузырём, – перестрелку я наблюдала из окна и всё уже рассказала полицейскому, который к нам приходил.

      – Откуда ты знаешь, что мы хотим у тебя спросить? – улыбаюсь невольно.

      – А что, вы пришли узнать, какие у меня оценки по математике?

      Похоже, что этой двенадцатилетней девице палец в рот не клади, она даст фору многим из тех, кто старше её вдвое.

      – Мы знаем, что произошло, – решаю разговаривать с ней, не сюсюкая, как с взрослым человеком. – Хочу лишь спросить: тебе ничего странным на улице не показалось?

      – А что там могло быть странного? Драться эти бандиты не умеют, наши ребята в школе и то круче…

      – Но у вас в школе убийств, слава богу, не случается, а здесь столько жертв.

      – Если б они умели драться и не трусили…

      – Почему ты решила, что они трусили?

      – Да потому что их всё время один дядька подгонял и ругался на них в полный голос. Если б не он, они бы даже стрелять не начали.

      – О каком дядьке ты говоришь? О том, который первым побежал к дому и сам начал стрелять?

      Девица расплывается в улыбке от моей непонятливости и снова выпускает пузырь жвачки:

      – Он стоял почти под самыми нашими окнами и орал отсюда.

      – И что он орал?

      – Сперва пугал, что выгонит всех к чертям собачьим на улицу… – девице явно льстит внимание взрослых. – А разве они уже были не на улице? Потом стал