Блудное художество. Далия Трускиновская

приговаривая:

      – И кто ж тебя, дурочку, по солнцепеку-то гонял? Нет чтобы в тенечке посидеть! Непременно тебе было под солнце подставиться. Этот вешний загар – самый опасный! Терпи! Дня за два твой загар сойдет, как не бывало, опять будешь беленькая. И запомни – средство еще от лишая хорошо.

      Яшка присел на завалинку и подставил лицо под солнечные лучи. Он бы и не против был немного оживить физиономию румянцем, но кожа как была белой – так белой и оставалась, на зависть иному щеголю, который изводит на деревенскую свою краснощекую образину фунт пудры, придавая ей томную бледность.

      Наконец ему надоело слушать Марфину речь о тайнах женской красоты.

      – Марфа Ивановна! – позвал он. – Тут тебе кавалер некоторый кланяется!

      Марфа выглянула в окошко.

      – Ах, это ты, Скес? Погоди, сейчас выйду.

      Яшка не был столь подозрителен, как Архаров, и в нежелании Марфы пускать себя в дом углядел разве только то давнее воспоминание о серебряной ложке. Однако до сей поры она Скеса в дом впускала – и ничего… что же у нее там за сокровища, кроме обгорелой купчихи?..

      Пока Марфа накидывала шаль и выходила на крыльцо, Яшка заглянул в окошко уже основательнее.

      Купчиха, укутанная в пудромантель, сидела зажмурившись и запрокинувшись, чтобы снадобье не стекло с личика. А на столе, где могли бы лежать на виду сокровища, Яшка увидел ряд грязных кофейных чашек и блюдец, как будто Марфа угощала кофеем роту гвардейцев.

      Сводня имела множество недостатков, но вот одно достоинство известно было всем соседям: она не терпела беспорядка и грязной посуды. Мало того, что чашки с блюдцами стояли немытые, – так еще Марфа не постыдилась явить свое неряшество гостье. А ведь купчиха непременно разнесет, что старая сводня принимала ее в неприбранной кухне.

      Стало быть, этой дуре Марфа не стесняется показывать грязную посуду, а полицейскому – не желает?

      Следующий Яшкин вопрос был: да на кого ж это она извела столько кофея?

      Дверь скрипнула, и Яшка-Скес стоял у крыльца раньше, чем она отворилась окончательно.

      – С чем пожаловал? – спросила Марфа.

      – Господин Архаров спросить велел, не слыхала ли чего…

      И Яшка изложил историю о похищенном французском сервизе.

      – Сам золотой, ручки красные? – переспросила Марфа. – С этим – не ко мне, это графьям и князьям предлагать станут.

      – Господин Архаров велел спросить – я и спрашиваю. Ты во многие дома вхожа, глядишь, чего разведаешь, – уважительно сказал Яшка. – Кваском не угостишь ли?

      Квасу ему не хотелось, а хотелось понять, что за кофепитие устроила Марфа и куда подевались ее многочисленные гости. Вряд ли немытая посуда стояла тут со вчерашнего вечера.

      – Наташка! – крикнула Марфа, обернувшись. – Квасу ковш неси!

      Девчонка вышла из сеней – и тут-то невозмутимая Яшкина рожа наконец ожила, рот приоткрылся.

      Он не видел Наташку почитай что всю зиму – а она за это время так расцвела и похорошела,