Кот и крысы. Далия Трускиновская

плечом и доставал кончиком шпаги на локоть дальше, чем мог бы предположить противник.

      – Поупражняемся? – предложил он.

      Архаров понимал, что надо бы, давно он не сжимал шпажного эфеса, но отказался – возможно, потому, что не желал позориться.

      – У меня к тебя просьба, – сказал он. – Нужно одну барыню навестить, поспрашивать. Там такое дело – воспитанница сбежала. Я этих московских чиновных старух видеть не могу – дуры, а спеси – через край.

      – Думаешь, я их обожаю? У меня тетка – так больше часа вытерпеть не могу, – признался Левушка. – А она хочет, чтобы весь белый свет к ней на поклон ездил. Узнает, что я у тебя остановился, – со свету сживет.

      Подумал и добавил:

      – А может, и не сживет? У нее и без меня тесно.

      Левушкина беззаботность, как всегда, действовала на Архарова просветляюще – плохое настроение, сгустившееся было, рассеялось.

      – Стало быть, я на тебя рассчитываю. Ну, пошли.

      Тимофей и Федька отправились было вместе с Левушкой – помочь принести из кареты пожитки и рассказать полицейские новости. Клаварош увязался за ними, радостно перебрасываясь с гостем французскими словечками.

      – Федя, стой! – вдруг велел Архаров. – Надо твою кабацкую находку все-таки как следует допросить. Коли он сопли уж утер, тащи сюда.

      Недоросля Вельяминова, и впрямь несколько угомонившегося, вернули в архаровский кабинет.

      Усадили в то же кресло. Хозяин кабинета взял стул с овальной спинкой, сам установил его напротив кресла, сел, Федька встал возле бюро.

      – Ну, сударь, рассказывай, как ты в «Ленивке» оказался, – велел Архаров.

      – В какой «Ленивке»? – удивился недоросль.

      – Кабак так именуется, на улице того же названия.

      – Самый старый на Москве, – вставил Никодимка.

      – Врешь, «Под пушками» – самый старый, – тут же перебил его Федька.

      – Цыц, не то обоих выставлю, – даже не оборачиваясь, прикрикнул Архаров. – Ну так как же тебя, сударь, туда занесло?

      Недоросль смотрел на пряжки своих башмаков и молчал.

      – Федя?

      – Прятался он от кого-то, – скучным голосом доложил Федька. – Думал, наденет посконный кафтан и спрячется.

      – Прятался. Похвально. Дворянин прячется в кабаке. Достойное занятие, – столь же скучно произнес Архаров.

      – Я желал не посрамить чести… – совсем тихо сказал Вельяминов. – Пистолет купил… и чтобы потом не узнали…

      – Мать честная, Богородица лесная! – воскликнул Архаров. – Федька, а ведь вы дурака поймали! Как есть дурак! Вам рядом с ним делать нечего! И что у тебя, сударь, за горе такое, ради которого ты Бога не побоялся, застрелиться решил? Дома у тебя блоха с печки упала?

      Он кричал с умыслом – чтобы растормошить недоросля, услышать крик в ответ, а через тот крик добраться до правды. Но Вельяминов только рукой махнул.

      – Стыдно ему, – подсказал Федька.

      – Сам вижу. Девку обрюхатил? – тут Архаров