Зеленые холмы Африки. Проблеск истины. Эрнест Хемингуэй

что лев упал замертво от одного выстрела, хотя мы готовились к трудному героическому сражению, что я чувствовал себя скорее обманутым, чем радостным. Опыт охоты на львов у нас отсутствовал – лев был первый, и, конечно, мы ожидали совсем другого. Чаро и М’Кола – оба – пожали руку моей жене, а потом Чаро подошел ко мне и тоже пожал руку.

      – Хороший выстрел, бвана, – сказал он на суахили. – Piga m’uzuri.

      – А вы стреляли, Карл? – спросил я.

      – Нет. Как раз собирался, но вы уже выстрелили.

      – А вы, Старик?

      – Тоже нет. Вы бы услышали. – Открыв заднее отверстие в стволе, он вынул два больших патрона четыреста пятидесятого калибра.

      – Я уверена, что промазала, – сказала Мама.

      – А я не сомневался, что это ты его уложила. И сейчас так думаю, – заверил я жену.

      – Мама в него попала, – сказал М’Кола.

      – В какое место? – спросил Чаро.

      – Говорю тебе, попала, – настаивал М’Кола.

      – Вы уложили его наповал, – сказал мне Старик. – Он свалился, как кролик.

      – До сих пор не верится.

      – Мама piga. Piga Simba[17], – сказал М’Кола.

      Когда в темноте впереди нас проступили огни лагеря, М’Кола вдруг пронзительным голосом стал выкрикивать отдельные, певучие слова на языке племени вакамба, прокричав в конце «лев». Кто-то из лагеря ему ответил.

      – Мама! – прокричал М’Кола. И опять полились неведомые слова. И в конце: – Мама! Мама!

      Из темноты выступили все носильщики, повар, свежевальщик, слуги и старший над всей командой.

      – Мама! – вопил М’Кола. – Мама piga Simba.

      Туземцы шумно радовались, приплясывали, отбивали такт ладонями, из груди у них вырывались гортанные, похожие на кашель звуки: «Вот так Мама! Ай да Мама! Вот так Мама!»

      Свежевальщик с восторженными глазами подхватил жену на руки, к нему присоединились тучный повар и слуги, остальные толпились вокруг, стремясь тоже поддержать героиню или хотя бы прикоснуться к ней. С песнями и танцами они обнесли жену вокруг костра и подошли к нашей палатке.

      – Вот так Мама! Ха-ха-ха! Вот так Мама! Ха-ха-ха! – Они исполняли танец и песню льва, подражая его глухому рычанию. У палатки они поставили жену на землю, и все поочередно, с благоговением пожали ей руку, причем слуги говорили: «M’uzuri, Мемсаиб», а М’Кола и носильщики – «M’uzuri, Мама», делая акцент на слове «Мама».

      Позже, когда мы сидели на стульях у костра и выпивали, Старик сказал моей жене: «Запомните, вы застрелили льва. М’Кола убьет всякого, кто с этим поспорит».

      – У меня такое чувство, будто я и вправду его застрелила, – отозвалась жена. – Если б такое случилось на самом деле, не представляю, как смогла бы это вынести. Гордость меня бы захлестнула. Разве не чудесно чувствовать, что ты победила?

      – Добрая, славная Мама, – сказал Карл.

      – А я верю, что ты его убила, – подхватил я.

      – Давайте не будем об этом, – предложила жена. – Мне радостно

17

Мама убила. Убила льва (суахили).