Фаворит. Том 2. Его Таврида. Валентин Пикуль

он навестил сестру Марью Самойлову.

      – Гриша, – запричитала бабенка, – шептунов-то сколько. Обманывают тебя, да еще и осмеивают… Что ж ты добрых людей не собрал, одних врагов нажил? Да оглядись вокруг и уступи… Неужто все мало тебе?

      – Деньги – вздор, а люди – всё, – отвечал он. – Ах, Маша, Маша, сестреночка славная… Ее можно и оставить. А на кого дела-то оставлю?

      Потемкин всюду начал открыто высказываться, что Россия не одним барством сильна, что нельзя упования викториальные возлагать едино лишь на дворянство.

      – Пришло время открыть кадетские корпуса для детей крестьянских и сиротинок солдатских, пусть будут офицеры плоть от плоти народной… Рано мы забыли Ломоносова, рано!

      По чину генерал-адъютанта, неделю он провел во дворце, навещая Екатерину. Однажды сказал ей:

      – А дешперация-то у тебя уже не та, что раньше!

      – Дешперации более шибкой не требуй, ибо дел стало невмоготу…

      В караул Зимнего дворца заступила рота преображенцев. И заявился к нему Гаврила Державин – не зван не гадан.

      – Чего тебе? – спросил Потемкин.

      Стал поручик говорить о заслугах своих. Печалился:

      – А именьишко мое под Оренбургом вконец разорено.

      – Покровителя, скажи, имеешь ли какого?

      – Был один. Да его Петька Шепелев шпагой проткнул. Это князь Петр Михайлович Голицын.

      Потемкин омрачился. Скинул с ног шлепанцы.

      – «Приметь мои ты разговоры…» Как дале-то у тебя?

      Державин стихи свои читал душевно и просто:

      Приметь мои ты разговоры,

      Промысль о мне наедине;

      Брось на меня приятны взоры

      И нежностью ответствуй мне…

      Представь в уме сие блаженство

      И ускоряй его вкусить:

      Любовь лишь с божеством равенство

      Нам может в жизни сей дарить.

      Потемкин расцеловал поэта с любовью.

      – Слыхал? – спросил он Рубана. – Вот как надо писать. А ты, скула казанская, – повернулся он к Державину, – чего пришел? Или в полковники метишь?

      – Да мне бы чин не повредил, – сказал Державин. – Опять же, если супругу сыскивать, как без чина к ней подойдешь?

      – Будешь полковником… я тебя не оставлю.

      Когда указ вышел из типографии Сената, Державин глазам своим не верил: стал он коллежским советником, что по «Табели о рангах» и соответствовало чину полковника.

      Но дни Потемкина были уже сочтены.

* * *

      Разом опустела его приемная, которую раньше наполняли люди и людишки, ищущие его милости, как собаки ласки, – это признак недобрый. Вот и сегодня навестили только два дурака, конъюнктур придворных не разгадавшие. Один дурак высказал дурацкое мнение, что он благороден и лишь потому беден.

      – Не ври! – сочно отвечал Потемкин. – Еще не всякий бедняк благороден и не каждый богач подлец. Убирайся вон!

      Второй просил у светлейшего вакантного места.

      – Вакансий свободных нет, – сказал Потемкин. – Впрочем, повремени: скоро мое место освободится,