Где нет зимы. Дина Сабитова

она на саму себя у своих мастеров не шила, а носила все к бабушке. Ателье было передовое, молодежное, швей туда брали сразу после училища, у них то собрание комсомольское, то субботник, а шили, бабушка говорила, так себе. На нестандартную фигуру шить даже и не брались. А бабушка бралась и директоршу, даму внушительной красоты весом в сто двадцать кило, обшивала так, что нигде не морщило.

      – Она у меня как картинка ходила, батальное полотно восемь-н_á-семь, – смеялась бабушка, вспоминая ту дарительницу манекена.

      А Нюся молоденькая была. Ее продавали на рынке.

      – Характер Нюсин мне понравился, – рассказывала бабушка. – Стоит скромненько так, молчит, на меня искоса поглядывает, а я-то чую, куда клонит. Возьми меня, мол, думает, возьми, вон я какая красавица…

      – Шур, ну что ты глупости говоришь! «Смотрит, думает…» Она ж без головы у тебя! – возмущался я, когда был маленький.

      – Сам ты без головы, Борька. Бываешь порой. Эх, что бы ты понимал!

      Бабушка очень серьезно излагала девчонкам историю своих «барышень», и теперь я насчет «все это глупости» помалкивал. Теперь я с Шурой согласен: Дуся, Люся и Нюся, конечно, собеседницы плохие, но характеры яркие.

      Девчонки слушали, головами крутили, пока наконец Кира не опомнилась:

      – Ой, нам ведь газету надо делать!

      Кира вообще в этой компании самая организованная.

      И самая умная.

      Но про Киру я потом расскажу, сейчас про бабушку.

      Газету мы в тот раз сделали быстро, за час. Листья и открытки наклеили, учебники всякие нарисовали, в центре красивым почерком написали стихотворение подходящее: «Не смейте забывать учителей!»

      Мне это стихотворение не понравилось: начинается прямо с лозунга, с повелительного наклонения, – но выбирала Кира. Кира у нас вообще с сильным характером, ей такое стихотворение под стать.

      Опять я про нее. Решил же – сначала дорассказать про бабушку!

      Ну, в общем, начало уже смеркаться, бабушка зажгла настольную лампу, поставила ее на пол – стало таинственно. Меня она отослала:

      – Иди, Борька, приготовь нам чайку, что ли…

      А когда я вернулся с закипевшим чайником, в комнате было ужасно накурено и бабушка пела девчонкам романсы.

      Когда и как они перешли к пению, я с кухни не слышал, но сейчас Шура исполняла мужскую арию.

      – Скажите, девушки, подружке ва-а-а-ашей, что я ночей не сплю, о ней мечта-а-а-аю! – выводила она своим хриплым басом, сидя в старом продавленном кресле, отведя руку с мундштуком в сторону и запрокинув лицо. Пела Шура всегда с закрытыми глазами и открывала их только тогда, когда закончит или когда собьется в тексте.

      Покончив с этой историей про нежную страсть и цепь, она открыла глаза и спросила: «Еще?»

      Девчонки закивали.

      – А вот было такое кино, «Петер». Знаете? Нет, вы не помните, вы малявки… Потом я купила пластинку с этим танго.

      Шура опять закрыла глаза, но завела на этот раз неожиданно тонким голосом:

      …Скользи легко,

      Танцуй тангó

      И слушай плавные ритмы

      Далеких