Баклан Свекольный. Евгений Орел

поговорка «передати куті меду». Нынче это зовётся «перебор». Именно его и допустил Фёдор Бакланов, когда надменно прибавил:

      – Правда, в наше время эта басня известна только специалистам.

      Ну-у-у, это уж совсем… Посыпались шутки, смешки, реплики «Федя-специалист», «профессор Бакланов» и прочее. И пусть не поражение, но потерю толики реноме он ощутил.

      Авторитет постепенно восстановился, и укреплял его Фёдор ещё не раз.

      Когда изучали «Горе от ума», Бакланов назвал Чацкого хамом, болтуном и бездельником, притом со ссылкой на текст комедии, где нет упоминаний о занятиях Чацкого, его образовании, взглядах. Окромя разве что согласия служить и твёрдого отказа прислуживаться, от чего Чацкому, видите ли, тошно. И ни намёка, окончил ли герой хоть какой-то замухрыстый университет. А раз так, значит, он не только трепло, но и невежда. И если Грибоедов нигде не указал, чем же занимался главный герой, то разве это не повод считать, что Александр Андреевич Чацкий – по сути дармоед и сибарит? В довершение сказанного Федя сослался на критику Белинского, а не на гончаровский «Мильон терзаний», назначенный как единственно верный трактат по «Горю от ума».

      Учительнице ничего не оставалось, как твердить, что Бакланов чего-то недопонял и перейти к другому персонажу комедии. По классу прокатился рокот недовольства в знак понимания, что диспут училка проиграла. Акции Фёдора подскочили до небес.

      На этом дискурсы «профессора Бакланова» не закончились. Потолком его изысканий оказался образ Анны Карениной. Отвечая урок, после долгих рассуждений о тяжкой женской доле Федя назвал Каренину… шлюхой!

      Все привыкли к дерзким выводам Бакланова и к его умению доказывать свою правоту. И теперь, в ожидании новых откровений, класс окутала тишина. Жуткая тишина, до боли в ушах.

      – А что? – не обращая внимания, пояснял Федя эту неканоническую трактовку образа героини. – Она бросила мужа и ребёнка, попрала патриархальные основы русского общества!

      Все оживились в нетерпении, как же учитель опровергнет Бакланова, если сумеет, конечно.

      Такие дискуссии давно воспринимались как спортивное зрелище. Публика жаждала поединка. И его ход зависел от педагога, оппонирующего ученику-выскочке.

      Увы, на сей раз честного боя не получилось.

      – Бакланов, ты вообще-то думай, что говоришь! – резко перебил учитель-практикант. – Ты же несёшь откровенный бред!

      – Николай Дмитриевич, а можно более аргументированно? – съязвил кто-то с «камчатки».

      Класс дружно и шумно повернулся в сторону говорившего.

      – Ага, жди! Щас начнётся, – послышался недавно ломанный бас инфантильного подростка, такого же, как Бакланов, наглого и заносчивого.

      Учитель, быкоподобный мужлан, опешил от неожиданного поворота в сценарии урока. Пунцовое от волнения лицо перекосилось от забегавших желваков. Выходец из крестьянской семьи, он привык всё выполнять не как на ум взбредёт, а «как надо». Тем более скоро сдавать отчёт о практике, а там не за горами защита диплома, и скандал