Баклан Свекольный. Евгений Орел

взялось пятеро или шестеро собутыльников, Бакланов не помнит. Да и место гульбы назвать не мог бы, сколько ни напрягайся. У кого-то на квартире, но у кого… кто хозяин…

      Ольга и Фёдор накануне повздорили, и она не нашла ничего лучшего, как надратьcя до нитевидного пульса. Последним, что смогла она сказать членораздельно, оказалось: «Я тебя ненавижу!», на что крепко пьяный Фёдор выдал, недолго думая: «Ну и вали себе! Пацаны, кому чуву надо? Берите. Я разрешаю».

      Ему и в самом деле было до лампочки, что с ней станется и что Выдра о нём подумает. Да ей уж и думать не осталось чем. Фёдора навязчиво интересовало: со сколькими она ушла в соседнюю комнату – с двумя или с тремя. А если с тремя и одновременно… тут уж фантазия разыгралась не на шутку.

      «Тьфу ты, чёрт!» – Его размышления прерываются встречей с начальством.

      По коридору торопливо семенит замзавотделом, Павел Иванович Маслаченко. Невысокий, не по годам лысый и полноватый, в маленьких круглых очках «а-ля-Джон-Леннон», с широким галстуком и в чёрном костюме-тройке, далеко не новом и местами лоснящемся от блеска. В руках кипа документов.

      Федино «здрасьте» остаётся без ответа, и тут же – предсказуемый нагоняй:

      – Федя, ты опять? Мы ж договаривались! Что ты себе думаешь? У тебя же защита на носу!

      – Извините, Пал Иваныч, больше не повторится.

      – И в который раз я это слышу? И что это у тебя за вид? Ты же в институте, а не на танцах, верно? А джинсы? Вот скажи, к чему эти лохмотья?

      – Это бахрома, – поправляет Фёдор, длинными пальцами взъерошивая на правой штанине смолянисто-чёрные ворсинки, будто дразнит шефа.

      – И что это за причёска? Когда ты, наконец, пострижёшься, Фёдор? – не успокаивается Маслаченко, переходя на следующий атрибут баклановской экипировки.

      – Ну-у… причёска… – одним движением ладони Федя приглаживает пышную чёлку, но та сопротивляется, и упругая копна волос тут же возвращает себе прежний вид.

      – А туфли? На кой чёрт эти здоровенные каблуки? Ну, скажи, когда ты кончишь с этим пижонством? – Маслаченко не выносит свободного стиля одежды. Будь его воля, он бы в институте ввёл униформу. Сказывается давняя служба в органах.

      – Это котурны, – невозмутимо отвечает Фёдор, приподнимая ногу и вертя ступнёй, от чего каблук и платформа кажутся ещё более внушительными.

      Замзав на секунду задумывается, щуря и без того маленькие глазки. Он не знает слова «котурны», да виду не подаёт, а сразу к делу:

      – Ну, ладно… Э-э… вот что. Тебя шеф спрашивал. Там у директора голландцы…

      – Датчане, – уточняет проходящая мимо аспирантка Лена Овчаренко. Её улыбка и «стрельба глазами» действуют на Фёдора не хуже магнита.

      – Во-во, они самые, – продолжает Маслаченко и, заметив, что Федя уже «не с ним», переходит на сердитый шёпот, – да не пялься ты на неё! Слушай сюда! Так вот, – Маслаченко возвращается на прежний тон, – у них переводчик заболел. А ты ж и английский знаешь, и… так и датский тоже, правильно?

      – Ну