Возвращение в Оксфорд. Дороти Ли Сэйерс

возможность окончить дело.

      – Ох, Питер. Я рада, что все обошлось.

      – Правда? Вот видите, даже самый мощный ум не вполне бессердечен. Так, дайте подумать. Просить вашей руки сегодня не положено, и вряд ли несколько ярдов пластыря дают мне право на поблажку. Но если вы не против, кофе мы выпьем в гостиной – этот стул не мягче садовой тачки и почему-то впивается в тех же самых местах.

      Он осторожно встал. Пришел официант, поднял сумку, а заодно несколько писем, которые Гарриет забрала у почтальона, выходя из дому, и, не распечатывая, сунула во внешний карман сумки. Уимзи провел ее в гостиную, усадил в кресло, затем, скорчив гримасу, тяжело опустился на низкий диван.

      – Что, тяжко?

      – Когда уже доковылял, то ничего. Простите, что всегда являюсь на наши встречи в таком немощном состоянии. Это я, конечно, нарочно – чтобы привлечь ваше внимание и вызвать сочувствие, но боюсь, мои маневры слишком очевидны. Что вы будете с кофе – бренди или ликер? Будьте добры, Джеймс, два бренди.

      – Хорошо, милорд. Это лежало под вашим столиком, мадам.

      – В коллекцию оброненных вещей? – поинтересовался Уимзи, но увидел, что Гарриет, пробежав глазами открытку, вспыхнула и нахмурилась. – Что такое?

      – Ничего, – ответила Гарриет, засовывая коряво исписанную карточку в сумку.

      Он взглянул на нее:

      – И часто вы получаете такие письма?

      – Какие “такие”?

      – Подметные.

      – Теперь не очень. Одно мне подкинули в Оксфорде. Но было время, когда они приходили с каждой почтой. Не волнуйтесь, я привыкла. Досадно только, что не додумалась просмотреть почту перед уходом. И ужасно, что выронила эту открытку у вас в клубе – слуги могли прочесть.

      – Эх вы, горе луковое. Можно мне взглянуть?

      – Не надо, Питер, пожалуйста.

      – Дайте сюда.

      Не поднимая глаз, она протянула ему записку.

      А твой титулованный ухажер любит суп с мышьяком? За какие услуги он тебя отмазал?

      – Дрянь какая, – сказал он с горечью. – Значит, вот во что я вас втравил – мог бы и сам догадаться. Да, боюсь, что мог бы. Но вы ничего не рассказывали, а я пошел на поводу у собственного эгоизма.

      – Вы тут ни при чем. Это неизбежные последствия. Ничего не поделаешь.

      – Я мог бы подумать головой и не подставлять вас под удар. Видит бог, вы усердно старались от меня избавиться. Сказать по правде, вы испробовали все способы – кроме этого.

      – Я знала, что вам это будет неприятно. Я не хотела вас задеть.

      – Не хотели меня задеть?

      Она вдруг осознала, что эти слова кажутся ему бредом.

      – Правда не хотела, Питер. Да, знаю, я говорила вам много гадостей. Но всему есть предел. – Внезапно на нее накатила ярость. – Боже, неужто вы и правда обо мне такого мнения? Неужто вы думаете, что я способна на любую подлость?

      – Но вы были вправе сказать мне, что мое присутствие усложняет вам жизнь.

      – Да? И что, я должна была упрекать вас, что вы портите мне репутацию – хотя портить там было уже нечего? Или указала бы вам, что вы, спасибо вам большое, спасли меня от виселицы, но, увы, не