В землях Заката. Евгений Кривенко

усеивали улицы, но не двигались, и Варламов знал, что даже если самолёт опустится ниже, они не увидят пешеходов на тротуарах. Лишь глубокие тени наполняли ущелья улиц.

      – Тёмная зона, – сквозь зубы процедил Сирин. – Надо лететь дальше.

      Варламов с грустью пытался представить, что творилось здесь после той странной войны. Наверное, жители не сразу поняли, что произошло: небоскрёбы даже не заметили сейсмических толчков от далёких взрывов. Когда люди вышли из убежищ, как будто ничего не изменилось – только дни стали сумрачнее, да по ночам восходила кроваво-красная луна, но это объясняли тучами пепла, выброшенными в стратосферу над сожжённой Европой. Лишь когда стала нарастать волна заболеваний, поднялась паника. Вероятно, люди бросали всё, пытаясь вырваться из города, началось столпотворение, жуткие пробки на улицах. И конечно, это никого не спасло…

      Остались погружённые в сумрак улицы; остались зловещие заросли в парках; остались немногие и смертельно опасные для человека крысы, собаки и кошки…

      Небоскрёбы уменьшились, словно уходя под землю. Тускло заблестела путаница железнодорожных путей – всё наводило на сердце странную тоску… Но вдруг местность повеселела: среди перелесков раскинулись жёлтые квадраты полей, а на идеально прямой полосе шоссе Варламов увидел первую ползущую букашку.

      – Всё, садимся! – напряжённо сказал Сирин. – Горючего осталось на десять минут. Судя по карте, тут есть аэропорт. Если полоса будет занята, попробуем сесть на шоссе. Можно катапультироваться, но машину жалко. Как она нас сюда донесла, птичка моя!

      Аэропорт оказался небольшим: аэровокзал, россыпь автомобилей на стоянке, несколько ангаров. Самолётов не было видно, всё словно вымерло. Обе взлётно-посадочных полосы были свободны. Сирин пролетел над одной, примериваясь. Потом развернулся, отлетел подальше и повернул снова. Самолёт тряхнуло – это выдвинулось шасси.

      – Ну, с богом! – хрипло сказал Сирин.

      У Варламова учащённо забилось сердце: наступил самый опасный момент полёта.

      Самолёт пронёсся над началом полосы, замелькали бетонные плиты, но колёса никак не могли коснуться их. Варламову сделалось страшно – впереди вырастала стена аэровокзала. Вдруг его втиснуло в кресло, а остаток полосы ушёл вниз.

      – Пойдём на второй круг, – прохрипел Сирин. – Не сбросил вовремя скорость.

      Земля отодвинулась, поворачивая под крылом. С высоты она казалась безопасной, и Варламову на миг захотелось остаться здесь, в вышине…

      Снова зашли на полосу. Опять понеслись бетонные плиты, и у Варламова будто оборвались внутренности – самолёт рухнул вниз. Удар был так силён, что показалось – «Конец!». Но нет, «СУ» с пронзительным визгом нёсся по полосе. Быстро приближался её край, аэродром явно не строили для приёма сверхзвуковых машин.

      «Разобьёмся! – обречено мелькнула мысль. – Стоило лететь в такую даль…»

      Рвануло вперёд так, что из глаз брызнули слёзы. Но ремни удержали, а краем глаза Варламов заметил позади