Звездные мошенники. Кейт Лаумер

нет жира. Лужайка гладкая, что твой бильярдный стол. А вот его сын, вылитый папаша, разве что виски не седые. Нет, правда, ты видела когда-нибудь наяву такого красавца и чтобы седина только над ушами, а остальные волосы черны как смоль? Дочка – настоящая старлетка, мать тоже красивая и холеная, и у нее седая прядка в челке, в тон мужниным вискам. Шины у автомобиля даже не запылились, а дорожка под ним ровнехонька, камешек к камешку. На клумбе все цветы распустились, а куда подевались увядшие? Нет палой листвы на лужайке и сухих веток на деревьях. Соседний дом на заднем плане – сущий дворец, а мужчина с граблями, что заглядывает через забор, ну прямо брат-близнец нашего кулинара. Листья сгребать вышел при полном параде…

      Красотка Ли выхватила журнал из рук Бретта.

      – Просто ты ненавидишь все, что лучше нашего убогого городишки.

      – Я не считаю, что вот это – лучше. Знаешь, ты мне нравишься такой, какая есть: прическа не всегда безупречна, на платье заштопана дырка, но ты живой человек, ты теплая и пахнешь по-человечески…

      – Ну хватит с меня! – Красотка Ли повернулась и выскочила из аптеки.

      Бретт сменил позу на пыльном плюшевом сиденье и огляделся. Людей в вагоне мало: читающий газету старик, две шепчущиеся старушки, женщина лет тридцати с капризным ребенком и еще трое-четверо пассажиров. На журнального героя никто не похож.

      Он попытался вообразить, как эти люди совершают преступления, о которых трубит пресса: пожилая дама подливает отраву в чай, старик приказывает начать войну. На ум пришли барражирующие над крышами самолеты, сыплющиеся бомбы огромной разрушительной силы. Бах! Бабах! И рушатся здания, и взмывают к небу куски стекла и камня. И вместе с ними взлетают дети… Но люди, которых он знает, ни на что подобное не способны. Им бы побездельничать, поесть, посудачить, хлебнуть пивка, купить новый трактор или холодильник, съездить на рыбалку. А если выйдут из себя и поколотят кого-нибудь, так потом смущенно извиняются и руку жмут…

      Поезд сбросил скорость, тряско затормозил. За окном Бретт увидел домик, будто из картона сложенный, с намалеванной на фасаде надписью «ПОЛУСТАНОК БАКСТЕРА». И доску с несколькими выблекшими объявлениями. Старик остался на скамье, старушки и парень в синих джинсах вышли. Поезд тронулся. Бретт сунул под голову сложенный пиджак и попытался уснуть.

      Он проснулся, зевнул, сел. Поезд сбрасывал ход. Бретт вспомнил, что на стоянке пользоваться туалетом нельзя. Он встал и прошел в конец вагона. Дверь поддалась не сразу. Бретт заперся в туалете. Поезд все замедлялся: тук-тук, тук-тук, тук-тук…

      Бретт вымыл руки и толкнул дверь. Заело. Он толкнул сильнее. Слишком мала дверная ручка – не ухватиться толком. Поезд остановился. Бретт навалился на дверь плечом – не поддалась.

      Он выглянул в грязное окно. Солнце уже садится, и ничего не видно, кроме иссохших полей.

      Снаружи, в коридоре, раздались шаги. Он хотел было позвать на помощь, но не решился. Не хватало еще позориться, колотя в дверь и вопя: «Выпустите меня! Я застрял в туалете…»

      Бретт попробовал