Ветер вересковых пустошей. Галина Евстифеева

не до девок стало воинам – они раздумывали о том, кому в дружину податься.

      В тот тяжёлый для всего Торинграда момент княгиня Марфа и познала, что ждать ей помощи и поддержки не от кого. Гридни Торина ходили злые и раздражённые, они уже в мыслях сыграли по князю тризну, и думали, как устраивать жизнь далее. Жёны дружинников храбрых, что раньше старались угодить княгине, теперь избегали её. Никто не знал, что будет дальше. Потянулся торинградский люд к волхвам, молясь и принося жертвы, дабы не забыли боги их, не покинули.

      Кроме княгини Марфы у постели Торина сидел ещё один человек – Горлунг. Она приходила ранним утром, садилась в уголке и неотрывно смотрела на лицо отца. Поздним вечером девчонка вставала и уходила в свой покой, а утром всё повторялось заново. Марфе, которой так нужна была человеческая поддержка, было тяжело сидеть рядом с Горлунг, ибо та не проронила ни слова, молча глядя на все действия волхвов.

      В один из вечеров князю Торину стало ещё хуже, он весь пылал и без сил лежал на ложе. О том, что в нём ещё теплиться жизнь, напоминало лишь шумное дыхание. В тот вечер Горлунг, которая пока не очень хорошо знала язык славян, тщательно подбирая слова, сказала Марфе:

      – Гони своих волхвов, жена конунга, от них нет помощи никакой, лишь мешают.

      – Что ты говоришь такое? – набросилась на падчерицу Марфа. – Волхвы – святые люди, они обязательно помогут твоему отцу.

      – Он выживет, но не их стараниями, – твёрдо молвила Горлунг.

      – А чьими же тогда? – раздраженно спросила княгиня.

      – Я его вылечу, он будет жить. Рано ему ещё в Хель, время его ещё не пришло, иная смерть его ждёт, – уверенно сказала Горлунг.

      Волхвы и так не особо жаловали князя Торина, хоть он принял славянских богов и высказывал к ним всяческое почтение, но понимали, что сие было скорее шагом политическим, чем велением души, познавшей истинную веру. Поэтому, услышав разговор княгини и дочери Торина, волхвы оскорбились до глубины их святых и непорочных душ, и откланялись сами, напоследок обозвав и князя и дочь «варварами».

      Марфа заплакала и пошла готовить нарядную одежду для похорон Торина, которого теперь уже непременно ждала смерть. Ей было нестерпимо думать, что волхвы навеки покинули Торинград, это ведь означает, что у люда здешнего не останется никакой надежды на будущее, ибо ничего хорошего не произойдёт на земле, которую не благословят волхвы.

      А Горлунг осталась, и начала поить и растирать князя своими отварами и мазями. Никто никогда и не подумал бы, что этот несмышлёныш что-либо понимает в целительстве. Но в лечении Горлунг разумела, пожалуй, больше всех местных волхвов: не прошли даром старания Суль, и князю становилось лучше день ото дня.

      А княгиня Марфа, видя, что её мечты остаться вдовой-княгиней терпят крах из-за падчерицы, невзлюбила её люто. Глядя, как та чертит в воздухе знаки непонятные, да нараспев читает молитвы богам своим, Марфа лишь качала головой и пыталась смириться со своей участью.

      Торин ещё не пришёл