Ветер вересковых пустошей. Галина Евстифеева

решение жалоб людских, приумножение богатства, ему безразличны были рассказы о сечах добрых. Он хотел просто жить так, как живет нынче, беспечной и беззаботной жизнью, ездить на охоты славные, посещать пиры хмельные, любить красивых женщин.

      По левую руку от княжны Прекрасы ехал княжич Рулаф, окрылённый своей первой любовью. Он не сводил восхищённых глаз с Прекрасы, ловил каждое её слово. Стоило ей мельком взглянуть на него, как сердце Рулафа, казалось, пропускало один удар. Его терзала жгучая зависть к брату, наследнику отца, тому, кто будет обладать этой сияющей красотой. Каждую ночь Рулафа посещали сны, страстные, запретные, прекрасные сновидения, в которых Прекраса была его, она тянула к нему белые холёные руки, звала его, манила.

      – Как солнышко пригревает нынче, – запрокинув голову, прошептала княжна.

      – Да, погожий день выдался, – сказал Карн.

      – Давайте поедем к речке, там за утёсом место красивое есть, там такие цветы растут! – предложила Прекраса.

      – Давайте съездим, – равнодушно согласился Карн.

      Рулаф изумлённо посмотрел на брата, разве можно на предложение столь красивой девицы отвечать так неохотно?

      – Агафьюшка, ну, скажи же, что за утёсом прелестные цветы растут, такие, что не стыдно в венок самой Леле вплести, – обернувшись к прислужнице, сказала княжна.

      – Правда чистая в словах твоих, княжна, – согласилась Агафья.

      И Прекраса, победно улыбнувшись, пришпорила резвую кобылу и, вырвавшись вперёд, быстро поскакала к заветному утёсу. Княжич Рулаф старался не отставать от княжны, и не щадил породистого скакуна.

      Княжна, доехав до утёса, обернувшись, помахала рукой почти догнавшему её Рулафу, Карну, который отстал ненамного, и Агафье, которая была дальше всех. Обогнув утёс по речной воде, доходившей до колен её Ромашке, княжна въехала в небольшой лесок, быстро миновав его. Прекраса подъехала к полю, сплошь покрытому прекрасными полевыми цветами.

      Княжна хотела спрыгнуть с Ромашки, но та не стояла на месте, а пританцовывала, перебирая копытами на месте, поэтому без привычной помощи рынды спуститься оказалось не так просто. И тут на поле въехал княжич Рулаф, и, гарцуя на скакуне, весело сказал:

      – Загнала же ты, княжна, лошадь. Так быстро скакала, словно сами Навьи за тобой гнались.

      – Ох, княжич, что за вздор ты молвишь, посмотри лучше, сколько цветов! Кажется, до самого видокрая растут, – восхищённо молвила Прекраса.

      – Права ты, княжна, они красивы, – сказал Рулаф, не глядя на цветы, и окружающую природу, он не мог отвести взор от алых губ Прекрасы.

      Заметив его голодный взгляд, смутилась княжна, решила спрыгнуть с лошади, ухватилась за седло рукой, но Рулаф был проворнее, и вот уже стоит он около Ромашки и протягивает руку ей. Снял он Прекрасу с седла, но не смог рук оторвать от стана её, и вспомнил сны свои страстные, где любила она его, Рулафа, а не брата старшего, жениха наречённого. И прижал Рулаф Прекрасу к груди своей.

      А