Улыбка на краю суеты. Виктор Сумин

направлении.

      Скорее всего, он пришёл бы к неожиданному выводу:

      – Как ни крути, а лучше всего носить по десять килограммов! Или даже по пять!!!

      И уж поверьте моему слову, инноватор прекрасно мог бы своё решение обосновать. Дураков ведь даже среди инноваторов нет.

      Такие вот дела, господа. Пробуйте свои «озарения» на своём же горбу. И жизнь в стране, как пить дать, наладится. А куда ей тогда деваться?

      Бард

      Вчера на улице ко мне подкатил «Мерседес», и из него вышел… Кто, как вы думаете? Вася Брендяйкин! Мой старый школьный приятель. Вместе с уроков пения сбегали.

      Впрочем, назвать его Васей сейчас язык не поворачивался: смокинг и чёрная гитара придавали ему весьма артистичный вид.

      – Ты кто, новый русский или артист? – спросил я после бурных объятий.

      – Бард! – с нескрываемой гордостью поведал он. – Был новым русским, да надоело. Деньги – цель, деньги – средство, деньги – среда обитания. Душа сохнуть начала. Да и народ спасать надо. Засосёт его бескультурье, народец-то. Вот и потянуло на песни. Сам сочиняю, сам пою. О наболевшем, как говорится.

      – Как же так? – опешил я. – У тебя ж по литературе двойка с минусом была, а в пении ты «до» от «дзюдо» не отличаешь.

      – А мне это и не нужно, – снисходительно пояснил Брендяйкин. – Я ведь не простой бард, а коммерческий.

      – Как это? – не понял я.

      – Ну если писатель, к примеру, книгу свою на коммерческой основе издаёт, то он за это платит.

      – Не улавливаю связи, – наморщил я лоб.

      – А тут и улавливать нечего. Писатель платит за издание книги, а я – за то, что меня слушают.

      – Так это ж чепуха на постном масле. Нелепица, – не удержался я.

      – Ещё как лепится, – парировал Брендяйкин. – Ты бы посмотрел, сколько всегда народу на мои выступления набивается. Полные аншлаги. Посуди сам: разве можно внимать такому с равнодушием?

      Брендяйкин взял несколько аккордов и завыл:

      «Я певчий пёс, худа моя будка.

      Я народу нужен, как больному утка!».

      Действительно, без дрожи слушать это было невозможно.

      – Постсоветский реализм, в натуре!

      Сходство Брендяйкина с воющим псом оказалось стопроцентным. Вот только насчёт будки он поскромничал: будка у него была не худая, а очень даже широкая. Хоть поросят об неё бей. Всем колхозом.

      – А сколько ты публике платишь? – осведомился я.

      – По-разному, – скромно потупив взгляд, ответил Брендяйкин. – Всё зависит от длительности слушания. Но не больше сотни на нос. Иначе разориться можно… Ну пока, – заторопился он, глянув на часы. – Через десять минут я на большой арене выступаю.

      Он сел в «Мерседес» и рванул со своим помощником в сторону стадиона, где уже толпилось огромное число почитателей его таланта.

      «Да, – подумал я. – До тех пор, пока в России есть такие люди, как Брендяйкин, искусство не умрёт. Несмотря ни на какие реформы. А может, даже благодаря им».

      Метаморфозы

      Когда-то обезьяна превратилась