Опасный горец. Донна Грант

как ты.

      Младший брат рассмеялся глухим невеселым смехом.

      – По крайней мере я знаю хотя бы, какой сегодня день. Скажи мне, Фэллон, ты помнишь, что было вчера? Нет, постой. Вчера было то же самое, что и позавчера, и неделю назад.

      – А что делаешь ты, кроме того, что крушишь все, что строит Лукан? – В глазах Фэллона полыхнуло пламя, и мускул на скуле задергался от гнева. – Ты не в состоянии даже помочиться, чтобы не дать волю своему зверю.

      Куин ухмыльнулся:

      – Проверим?

      – Хватит! – рявкнул Лукан, когда братья шагнули друг к другу. – Убирайтесь отсюда, если собрались драться.

      Фэллон безрадостно усмехнулся:

      – Ты же знаешь, что я пальцем его не трону.

      – Совершенно верно, – презрительно бросил Куин. – Мы же не хотим, чтобы великий Фэллон Маклауд искушал своего духа.

      Фэллон закрыл глаза и отвернулся, но Лукан успел заметить отчаяние во взгляде брата.

      – Мы все носим свои проклятия, Куин. Оставь Фэллона в покое.

      – Я сам в состоянии позаботиться о себе. – Старший брат решительно повернулся к Лукану. Потом перевел взгляд на девушку. – О чем ты только думал, притащив ее сюда? Знаешь ведь, что смертному в наши владения вход воспрещен.

      Девушка на кровати пошевелилась, и все трое замерли, ожидая, что та вот-вот очнется. Когда она вновь затихла, Лукан облегченно выдохнул и махнул им, чтобы уходили.

      – Я спущусь через минуту, – пообещал он.

      Как только братья ушли, он стащил с нее промокшие башмаки. Надо было бы снять и платье, чтобы она не простудилась, но Лукан не доверял своему телу – или своим рукам, – что не поддадутся соблазну.

      Ее изумительные каштановые волосы потемнели от дождя. Он убрал прилипшую к щеке прядь, и ему безумно захотелось продлить это восхитительное ощущение прикосновения к гладкой нежной коже. Лицо ее, красивое, без изъянов, с высоким лбом и тонкими, изящными чертами, зачаровывало его. И хотя Лукану довелось лишь на короткий миг заглянуть в ее глаза, широко раскрытые от страха, он помнил, что такого орехового цвета ему видеть еще не приходилось. А эти длинные густые черные ресницы, веерами лежащие на щеках.

      Лукан не осмеливался дотронуться до женщины с того самого рокового дня почти триста лет назад. И вот теперь в его постели лежит незнакомка, настолько восхитительная, что у него обмирает сердце. Соблазн дотронуться до нее был слишком непреодолим, чтобы можно было устоять.

      Он провел пальцем вниз по лицу к полным, пухлым губам незнакомки. Запах вереска окутал его. Ее запах. Боже, он уже забыл, какой мягкой может быть женская кожа, как сладостно она пахнет.

      Не в силах остановить себя, он очертил большим пальцем рот. Как отчаянно ему хотелось наклониться и прильнуть губами к ее губам, скользнуть языком в рот и услышать стон удовольствия, вкусить райского наслаждения.

      Пусть миновали столетия с тех пор, как он держал в своих руках женщину, но Лукан все еще помнил ощущение мягких грудей в его руках, вскрики наслаждения от слияния тел. Не смог забыть, как это приятно, когда женская ладошка