Обаятельное чудовище. Лена Сокол

накрашенными ресницами.

      «Ну что, приятель, – спрашиваю я, – у тебя еще остались силы?»

      В районе ширинки настойчиво подрагивает и наливается тяжестью.

      «Остались…»

      – Ходил за молотком, – объясняю я, направляясь к соседке.

      – И где он? – хихикает она, оглядывая меня с ног до головы.

      – Кто?

      – Молоток.

      Приближаюсь, пристально смотрю в глаза. Замечаю, как расширяются зрачки, как в волнении подрагивают уголки губ. «К чему терять время, если можно сразу перейти к делу?» Беру ее руку и бесцеремонно кладу туда, где уже стало ужасно тесно.

      – Я вообще-то имела в виду… – краснеет она, пытаясь убрать ладонь.

      Но я держу крепко.

      – Да брось, – вталкиваю ее в квартиру и закрываю за нами дверь. – Не говори мне, что я неправильно тебя понял.

Марта

      Я вхожу в здание фирмы, и на меня смотрят как на инопланетянку.

      Не будь я дочерью одного из акционеров, вышвырнули бы без разговоров, но строгий охранник возле рамки металлоискателя вынужден, сжав зубы, поприветствовать меня улыбкой и пропустить. Он отходит в сторону, но его взгляд и не думает скрывать неприязнь: всем своим видом я порчу имидж роскошного места.

      Рваные джинсы, черная косуха, мятая майка и большая жвачка во рту. Образ развязной неудачницы дополняют грубые тяжелые ботинки на толстой подошве. Охранник недовольно морщится, но никто здесь не в силах запретить мне пройти туда, куда захочу.

      И уж точно никто из этих холеных, двуличных, мерзких богатеев, еще помнящих меня забитой девчонкой в вязаном свитере и с косичками, не посмеет что-то вякнуть о моем внешнем виде.

      Единственный человек, который был способен повлиять на меня хоть каким-то образом, теперь стал моим заложником. И именно я теперь говорю от его имени. Ирония судьбы, не иначе.

      – Вы куда? – секретарша с обильно накрашенными губами подскакивает со стула, замечая мое приближение. – Стойте!

      – К Эдику, – сухо бросаю я и толкаю дверь в его кабинет. – Можно?

      – Я ей говорила, что нельзя! – визжит секретарша через мое плечо.

      Эдуард Викторович вынужден спрятать стеклянную пилочку для ногтей в ящик стола и спешно подняться.

      – Все в порядке, Юленька, – бросает он недовольный взгляд на секретаршу и указывает мне своей маленькой ручкой на свободное кресло. – Марта, проходи, садись.

      – Привет, – падаю в кожаное кресло и вытягиваю ноги.

      Секретарша хлопает дверью, а Эдик, еле сдерживая рвущийся наружу гнев, оглядывает мои ботинки. Почти физически чувствую эмоции, которые у него вызываю, и это меня забавляет. Знаю, что в любом случае он не сорвется: будет терпеть до конца, а потом действовать исподтишка. Такие, как он, никогда не грубят, боясь ответной реакции, они – тихие истерики, привыкшие использовать власть и деньги в холодной войне.

      – Не могла постучать? – спрашивает он, подпирая задом собственный стол.

      – А что? Боялся, что застану тебя за просмотром гейского порно? – ввинчиваю я.

      И Эдик стойко