Книга не про деда. Сергей Николаевич Тихорадов

Мне трястись нечего, я лучше вперёд пошагаю, из упрямства, из «юношеского максимализма».

      У вас такое есть – юношеский максимализм? Мама говорит, что у меня уже есть. И еще говорит, что я рано «возрос», и в моем развитии начинается этап крушения идеалов. Наверное, она права, потому что я и сам иногда удивляюсь – ради чего я творю непонятные вещи? И что будет, когда мой юношеский максимализм вырастет, и станет взрослым максимализмом?

      – Мама, – спросил я однажды, – а у тебя уже взрослый максимализм?

      – У меня вообще нет максимализма, – ответила мама, – Я реалист. Взрослый реалист со своим взрослым реализмом.

      Порассуждав логически, я тогда понял, что у меня был раньше детский реализм, который вырос в юношеский максимализм, а потом станет ещё чем-нибудь. Но об этом я пока не знаю. Потом узнаю, когда совсем вырасту.

      Съев бутерброд – два, если честно – я взял, да и пошёл снова направо, в обход. Как сказали бы взрослые – меня «чёрт дернул». Не знаю, вроде меня никто не дёргал, особенно тот, кого нет. Надо было назад идти, да поскорее, потому что наверняка никакой полиции там уже не было, а дорога гораздо короче. Но уже не просто вечерело, а стало почти темно, ну а топать в темноте через…

      Ладно, пошёл я направо, подпрыгивая, чтобы не замерзнуть. Судьба неуклонно приближала меня к моему будущему деду. Ах, как красиво сказал! Судьба – это то, что стремится вернуть тебя на правильный путь. Так мама говорила. А потом ещё сказала, что неправильных путей нет, и что вообще нет никакой неправильности. Вот этих слов я вообще не понял, или понял неправильно, по-детски. Короче говоря, обойти деда было невозможно.

      Я и не обошёл. Впереди, чуть-чуть слева обнаружилась избушка, почти на курьих ножках, старая развалюшка из мультика про добрую деревенскую бабушку, и её дедушку, и их собачонку. И кошку. А воздух уже настолько остыл, что холодно стало даже внутри меня. Бутерброды ещё оставались, но до моего дома, как я подсчитал, идти было ещё часа полтора.

      И тогда чёрт, который меня дёргает, почти открыто сказал:

      – Ты же хотел приключений? Вот тебе приключение! И это тебе не от своей же родной полиции бегать, которая на наши налоги живёт.

      Про налоги это Матросов батя сказал, но мы с Матрасом не поняли, что это. Дух захватывает, как подумаешь, сколько же ещё надо узнать, чтобы стать взрослым.

      Заброшенный дом – вот настоящее приключение! Я дёрнулся, как запертый в клетку осел в зоопарке, подкинул на спине рюкзачок – вроде ещё не пустой, и нагло отворил калитку.

      Кстати, я только что соврал, потому что никакой калитки и не было. От неё остались только ржавые петли, висевшие на трухлявом столбике. Это напоминало киношные надписи, вроде «Не топтать! Место преступления!». Ни забора, ни малейшей преграды нету на самом деле – но все останавливаются перед надписью, и не топчут это место. На своем месте топчутся, как регулировщик на дороге, когда светофор поломался. А ещё я заметил, что когда проходишь по школьному коридору, то возле надписи «Директор школы» дыхание изменяется, и шаг становится длиннее,