Гармония (3 в 1). Гарри Боро

к окну.

      – Плохо, – произнес он после паузы. – Плохо, что вы не хотите сотрудничать с нами в этом деле. Нам придется задержать вас как главного подозреваемого и, уж извините, остановиться в поисках убийцы исключительно на вашей особе.

      – Гражданин следователь, – заметно сбавил тон Ландышев. – Объясните, что вы хотите от меня услышать. Я всего лишь отвечаю на ваши вопросы. Никаких трупов, никакой девушки я там не видел!

      – Чтобы убедить в этом суд, вам придется проявить недюжинный талант актера. Хотя я сильно сомневаюсь, что и это переломит решение суда в вашу пользу. Поэтому предлагаю вам, если вы действительно ни в чем не виноваты, рассказать мне подробно – очень подробно – обо всем, что произошло в этот вечер в квартире клиента. Понимаете? Как он себя вел, что говорил, отлучался ли куда-нибудь, какие-то характерные особенности или странности…

      Ландышев, щелкая костяшками пальцев, поднял глаза к потолку.

      – Я просто не знаю, с чего начать… Вел он себя, конечно, странно. Даже очень странно. Как будто выпил или у него был жар, – все-таки начал Ландышев, и Николаев придвинул к себе листок бумаги. – И я сразу понял, что он не гомосексуалист. Это было понятно еще до полового акта.

      Двумя часами позже перечитав написанное, Николаев понял, что Ландышев к гибели этой парочки абсолютно непричастен. С его слов выходило, что дверь ему открыл хозяин квартиры. Он был один. Не ответив на приветствие, он махнул рукой в сторону комнаты, где его потом и обнаружили мертвым.

      – Не надо в душ! – упредил он вопрос Ландышева о ванной комнате. – Это не займет много времени, и это не для меня! Да, не надо никаких прелюдий. Лапочка хочет разнообразия, и только…

      Ландышев подумал, что Лапочкой он называет себя, но в процессе, так сказать, самого действа понял, что клиент обращается к кому-то другому. Правда, почему-то вслух. Ландышева для него как бы не существовало. С чем-либо подобным Ландышеву до сих пор сталкиваться не приходилось, хотя, как, наверно, гражданин следователь понимает, люди с такой ориентацией необычны сами по себе и к кое-каким выкрутасам клиентов он уже привык. Здесь сеанс походил на какой-то садомазохистский акт наказания. Хотя у Ландышева сложилось впечатление, что клиент ничего не чувствовал.

      – Смотри, Лапочка, – повторял он в каком-то исступлении. – Смотри. Я готов ко всему, что тебе хочется. И все будет! Нельзя разрушать! Мы одни! И только мы можем сделать так, чтобы этот мир повернулся к нам своей безразличной мордой! А когда он к нам повернется, мы влепим ему пощечину и пошлем куда подальше, Лапочка! И никто никогда не сможет нам помешать! Только люби меня так же, как я тебя, и все будет хорошо!.. Море, безмолвный закат, камин, собака – наша собака, Лапочка! Мы назовем ее Бобби Старший!..

      В этом месте Николаев переспросил:

      – Как, вы сказали, зовут собаку?

      – Бобби Старший, – повторил Ландышев. – Я это очень хорошо запомнил, потому что никак не мог абстрагироваться от его слов. Мне это жутко мешало, и я долго не мог закончить. Ну а попросить его помолчать я, естественно, не мог…

      Сколько