Убийства в «Маленькой Японии». Барри Лансет

настроение ничем больше не омрачится.

      По мере того как Дженни взрослела, в ней все чаще проглядывали черты Миеко. В тембре голоса. В улыбке. В манере себя держать. И я начал замечать то, что бросилось мне в глаза при первой встрече с ее матерью в одном из местных клубов любителей карате. Мне тогда исполнилось семнадцать лет, а Миеко годом меньше. И хотя у меня уже была подружка, с которой я не собирался расставаться, моя будущая жена сразу привлекла к себе внимание. Нежная кожа, темно-карие глаза и потрясающее спокойствие человека, который, несмотря на свою молодость, уже овладел каким-то очень важным знанием.

      Кроме того, Миеко говорила по-японски, а я скучал по языку, из среды которого меня вырвали после развода родителей. Вообще-то только по-японски Миеко и говорила, а мне часто приходилось становиться для нее переводчиком во время тренировок в спортзале.

      Ее английский скоро стал вполне сносным, чтобы она могла общаться самостоятельно, но мы остались друзьями, и связующей нитью между нами всегда была Япония. Мы посещали один и тот же колледж, хотя Миеко отучилась в нем всего пару семестров, главным образом чтобы еще лучше овладеть языком, а потом отправилась продолжать образование на родину.

      После смерти мамы я зажил самостоятельно и переехал в Сан-Франциско, где однажды летом Миеко сумела разыскать меня, когда прилетела навестить родителей. Исподволь она сумела дать мне утешение, хотя я даже не подозревал, насколько нуждался в нем, утратив маму, и постепенно груз печали, давивший на душу, перестал ощущаться так сильно.

      За время разлуки спокойная уверенность Миеко в себе, поразившая меня когда-то, превратилась в подлинное знание жизни и своего места в ней. Теперь это была уже не самоуверенная девушка, а зрелая, все понимающая женщина, и в глазах ее я увидел свет, в котором хотелось забыться и утонуть. Мы уже не разлучались. Окончательное сближение между нами произошло быстро и естественно. Очень скоро мы стали мужем и женой…

      – Так ты поделишься со мной яичницей? – улыбнулась Дженни, возвращая меня к реальности.

      – С тобой – всегда!

      Приняв мой галантный ответ как должное, дочь плюхнулась на свое кресло-мешок, свесив в разные стороны руки и ноги.

      – Я просто обожаю твою перечную яичницу. Она очень вкусная.

      – Хочешь, объясню, почему она тебе так нравится? От перца ты начинаешь чихать, а потом хихикаешь, когда у тебя щекочет в носу.

      Она наморщила свой маленький носик и кивнула:

      – Да, и поэтому тоже.

      Я в последний раз помешал содержимое сковородки и объявил:

      – Завтракать подано!

      Я разложил еду по двум тарелкам, намазал тост сливочным маслом, поставил тарелки на стол и вернулся в кухню за молоком для Дженни. Дочь проворно заняла место за столом, отбросила назад косички и принялась за яичницу, запивая ее молоком.

      – Ну что, все еще нравится? – машинально спросил я, хотя в голове навязчиво крутилась мысль: «Как Нода сумел разобраться с кандзи так быстро?»

      Дженни