Осторожно, двери открываются, следующая станция – Война!. И. Кирюхин

[49], но место уж больно гиблое.

      – Не ходили бы вы там, мальчики. Там и в Змиевской балке[50] во время оккупации расстрелы шли, – пояснила хозяйка.

      – У меня семью дяди, четверо человек, в Змиевской расстреляли, – мрачно вздохнул Схус.

      – Да-а, – вздохнула хозяйка, – там фашисты, говорят, около тридцати тысяч людей кончили. Кого стреляли, кого в душегубках[51] травили, а потом трупы в ров сваливали. – Смуглое морщинистое лицо хозяйки исказила гримаса горя. – У нас соседи были – Валя Лунц и ее муж-инвалид Миша Кудеяров. Он из казаков, она – еврейка. Хорошая семья. Мишка с Финской[52] без ноги вернулся. Так их в начале августа 42-го, когда немцы второй раз Ростов заняли, как и всех евреев, что эвакуироваться не успели, вызвали на общую регистрацию. Оттуда в Змиёвку в душегубке. За их детишками через пару дней пришли. – Взгляд женщины был устремлен куда-то в пустоту. По окаменевшему лицу текли слезы. – Говорят, пацанву они «гуманно» убивали, – у нее получилось «вбивали» и от этого москвичам стало совсем не по себе, – ядом губки смазывали и в яму с мертвяками сбрасывали…

      Борис и сейчас, спустя почти полвека, сидя в одиночестве в полумраке московской кухни, ощутил стылый холод того молчания, которое повисло в хате. Вспомнил он и то, что сам тогда нарушил это молчание.

      – С тех пор больше двадцати лет прошло. Да и день на дворе.

      – Да, да, – поддержал его Володька и пропел, отчаянно фальшивя, – «Пора в путь-дорогу! Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю, идем!»[53]

      Тепло попрощавшись с хозяйкой, которая сунула им в дорогу тряпицу с вареными яйцами, огурцами, помидорами и каравай домашнего хлеба, студенты двинулись по тропе, вьющейся по задворкам домов. Рубашки были смотаны и надеты на голову чалмами. Даже интеллигентнейший и вечно стесняющийся Будяко стащил рубашку и майку, подставив свое костлявое тело лучам ласкового утреннего солнца.

      На днях, похоже, прошел дождь. По краям овражка, над которым пролегала тропа, то и дело попадались осыпи влажной земли. Среди пожухлой от палящего солнца травы ярко зеленели пучки свежей поросли.

      Узкая дорожка не позволяла идти всем вместе, и парни потянулись гуськом. Первым шел Схус, затем Игоряшка, замыкал шествие Борис, рассеяно оглядываясь по сторонам. Неожиданно, яркий всполох заставил его приглядеться к очередному отвалу свежей земли. Не отдавая себе отчета, молодой человек нагнулся к металлическому предмету, лежащему среди небольших продолговатых камешков, и тут же отдернул руку – перед ним на влажной, почти черной земле, вокруг железки лежали кости фаланг пальцев.

      Глава 5. Которая полна встреч, приятных и не очень

      16:20. 14 марта 2014 года. Где-то на территории Украины.

      Слабый неверный свет одинокой лампы не позволял увидеть дальнюю часть помещения. Конечно, это подвал. Сырой стылый воздух, пропитанный зловонием, ржавая лестница, которая, поднимаясь вверх, упиралась в такую же ржавую дверь.

      По отдаленному скрежету понимаю – лестница не единственный выход из моего узилища. Что-то подсказывает,

50

Змиёвская балка – центр массовых казней в Ростове-на-Дону во время немецко-фашистской оккупации 1942 года.

51

Душегубка (нем. Gaswagen) – мобильная газовая камера, применявшаяся нацистами во время Второй мировой войны для массового уничтожения военнопленных и гражданского населения, путем удушения выхлопными газами.

52

Имеется ввиду Советско-финская война 1939-40 г.г.

53

Слова из песни «Пора в путь-дорогу» из к\ф «Небесный тихоход» 1945 г.