Пароход Бабелон. Афанасий Мамедов

и есть по слову русскому. Вторую ночь кряду глаз сомкнуть не могу, а только в сон – ей-ей, начинает мне Исида сниться. Вы, Анна Евдокимовна, верно, женщины той не знаете совсем, так я установлю ее вам в лучшем виде, она, между прочим, одна из величайших богинь древности.

      Ефимычу этот балаган начал порядком докучать: впервые за долгое время он встретил гражданского человека, и человек этот уважения в нем не вызывал: павиан какой-то в английском костюме и в английских же ботинках. Но какой же глаз у него настороженный, въедливый, словно он стрелять изготовился. И жировик на лбу то исчезнет в мудрых морщинах, то появится вновь.

      «На географа нашего Георгия, как бишь его там, чем-то смахивает, когда тот вызывал нас к какому-нибудь острову или водопаду».

      Заметив, что комиссар, пристально глядя на него, начал что-то мучительно припоминать, странный человек на всякий случай еще раз представился:

      – Белоцерковский, так сказать… Родион Аркадьевич… Я, собственно… – и потянул себя за мочку уха, словно в свою же голову позвонил.

      – …Полно, Родион Аркадьевич, – сказал комиссар не без удовольствия, потому что в ту самую минуту Родион Аркадьевич окончательно слился с Георгием-географом. – Можете продолжить ваши шумные водопады неподалеку от прудов, если, конечно, Нюра того пожелает. – Ефимыч повернулся к Нюре. – Поднимешь меня через час. Где лечь могу? На лавке, что ли?

      – Зачем на лавке? За той вон дверью кровать имеется…

      – А правду говорят, будто часть здешних поляков из имения ушла?

      – Как есть все ушли, одни непутевые остались. Ушли и скотину с собою забрали.

      – На другой берег реки переселились, – уточнил Родион Аркадьевич. – Шатры не разбивают, костров не разжигают, красных боятся.

      – Как же они со скарбом, со скотиной через реку?

      – Кто на пароме, кто вброд с курой на голове.

      – А найдется ли мне что-нибудь из еды? Лук, хлеб и то хорошо.

      – Как встанете, так и получите, – обнадежила Нюра.

      – Идемте, Исида моя, я расскажу вам, где есть сметана, сыр и молоко, – проявил заботу странный человек с придавленным самолюбием.

      – Молока не надо, – комиссар поморщился, – а сыру бы хорошо.

      Странный человек совсем расчехлился:

      – Все будет! И сыр, и Египет.

      Глава третья

      Керим

      Он очнулся от чьего-то присутствия за спиной. Вскочил со стула. Резко развернулся, вспоминая, что Мара осталась в Москве, а сыр и Египет сейчас в Баку.

      Встал посреди комнаты.

      Без парика – лет на двадцать постаревший. Сморщился от боли в висках. Такое чувство, словно в голове тачанки проносятся одна за одной.

      О своей способности исчезать во время письма Ефим знал, но, видимо, так далеко еще не забирался и не возвращался так стремительно, иначе с чего бы испуганный Керим начал с извинений:

      – …Прости, ага. Я стучался. Ты не слышал, – заглянул в его еще не вполне здешние глаза своими красными, близоруко приторможенными.

      Надевать парик