Пароход Бабелон. Афанасий Мамедов

глянул на княжну.

      В ответ она одарила его той улыбкой, за которой гоняются фотографы всего мира.

      – Будь осторожен. Твоя Мара, между прочим, в Крепости с кинжалом ходила. Завтра, как стемнеет, у нас – и никаких отговорок.

      Ефим взял под парик и двинулся в сторону дома с часами на башенке.

      В почтовом отделении народу – два человека. Кругом мрамор и зеркала, отражающие мрамор. Прохладно, как в склепе. Если не брать во внимание портрет все того же Чопура и тягучий запах горячего сургуча, вполне можно обрести в душе некоторую свободу.

      Высокие окна, мягкий желтоватый свет от матовых лилий, произрастающих из зеленоватой бронзы, широкие крашеные подоконники и стрекот телеграфа настраивали на философский лад: Cras melius fore[9].

      Он попробовал разогнать казенное перо по бланку. Перо безбожно цепляло ворс, который приходилось постоянно снимать с его кончика. В итоге он скомкал бланк и выбросил его в корзину. Очень скоро за ним последовал и другой скомканный листок.

      – Доехал благополучно тэчэка Устроился нормально тэчэка Вот только море неспокойно тэчэка В разлуке никакого смысла тэчэка Твой Эфим тэчэка Все? – спросила собирательница слов за окошком под номером три.

      – Да. Точка. Только не Эфим, а Ефим.

      – Ой, простите!

      – Ничего страшного. Теперь можно ставить точку.

      И сразу же после этой телеграфной точки в голову влетела первая строка романа, до которой он не додумался в своих черновиках: «В продолжении войны не было никакого смысла – она уже была проиграна вчистую».

      – Еще что-нибудь? – спросила телеграфистка, хорошенькая азербайджаночка с ямочками на щечках.

      Ефим поинтересовался, есть ли поблизости канцелярский магазин.

      – В пяти минутах отсюда, как выйдете, сразу налево.

      «У барышни отличный русский. Вообще, следует заметить, здесь если говорят по-русски, то без акцента, только окончания слов сильно растягивают».

      Магазин канцелярских товаров он нашел на второй линии от моря. Ефим купил план Баку, коробки с кнопками, фиолетовые чернила, клей, точильную рыбку, карандаши, ластик и толстую тетрадь в бледную клетку. Вышел, дошел до угла, вернулся, попросил еще карту Европы и красные и черные флажки на булавке.

      – Вам политическую? – кисло улыбнулась продавщица.

      – Мне чтобы городов побольше было. Карту сверните, в нее все побросайте и бумагой оберните с двух сторон, чтобы ничего не рассыпалось.

      – Как скажете.

      По дороге домой он снова обкатывал в уме первую строчку романа. На тридесятый раз убедился, что это та самая фраза, которая содержит в себе и порождает десятки и сотни фраз, из которых складывается или может сложиться единое целое.

      «Как там Мара говорила? Иногда надо просто писать, все равно где, неважно для кого». Но просто писать оказалось делом не таким уж простым.

      Он смотрел на проходящих мимо женщин и сравнивал их с княжной Уцмиевой.

      Княжна выигрывала с большим отрывом. Но женщины, на которых он смотрел, не становились от этого хуже.

      «Весна…

9

Cras melius fore (лат.) – завтра будет лучше.