Дороги моря. Ольга Дехнель

не смогу подняться еще две недели точно, но это сейчас неважно.

      Андреас находит меня здесь, Андреас выглядит обеспокоенным двенадцать секунд ровно, а после его лицо станет непроницаемым. Как всегда. Не выражающим ровным счетом ничего.

      Андреас поднимет меня на руки. Андреас отнесет меня домой.

      Андреас будет говорить что-то успокаивающее в ухо, но запомню я только одно, – Теперь-то ты понимаешь, что мы пропадем друг без друга?

      Я киваю судорожно. Я понимаю.

      ***

      Это не то, как живут нормальные люди. Это не жизнь. Это не то, как нормальные люди чувствуют.

      Не возвращай меня к жизни. Я не хочу, чтобы ты возвращал меня к такой жизни. Я не хочу. Я просто не хочу. Не нужно. Отпусти.

      Ты не принадлежишь этому месту.

      Ты здесь чужая.

      Ты потерялась по дороге.

      И ты не можешь, не знаешь, как вернуться назад.

      Бедная дурочка.

      И потому я засыпаю, шепча себе под нос: одна я чувствую себя в безопасности, одна я в безопасности, одна, одна, одна.

      Глава 14

      Много позже я узнаю, что в день, когда я убежала от Андреаса, замечательно серый, невозмутимый день, один юноша, одаренный от природы даром к эмпатии, принял решение. Он слышал чужие чувства, мог их даже направить, и никак не мог перестать, никак не мог их заблокировать. Никак не мог перестать чувствовать. Так вот, этот юноша, его звали Илай, и в момент, когда я потеряла контроль над собой, он, крепко привязанный ко мне эмпатической связью, вещи, которые мы друг с другом делали, в самом деле, были удивительны, оказался затянут в тот же водоворот безумия. Так наша история стала историей путешествия ко дну бездны.

      Я думала, что умирала я одна. Оказалось, что умирали мы вместе.

      В тот замечательно серый день, когда я спешила навстречу смерти – я спешила навстречу чужой смерти. Я спешила навстречу к нему.

      В тот замечательно серый день он также встал с постели, он приготовил завтрак, выполнил свою работу, а после этого набросил веревку себе на шею.

      Так жить было невозможно. Мы не жили. Никто из нас не жил, и, если утверждал обратное – это было подлым обманом.

      Его нашли. Я бы не успела все равно, его нашли. Меня нашли тоже.

      Мы были там, он и я, мы были там, мы почти друг друга коснулись.

      Вся ирония заключалась исключительно в том, что нас там не было. Они говорили о нас, они видели нас, называли его по имени, меня называли чужим.

      Но это не мы. Нас там не было.

      В Доме на краю света живет тишина, живет покой, простой, человеческий.

      Зачем я приезжаю на самом деле?

      Ищу утешения в знакомых объятьях Дома, как искала когда-то у Альбы, оба принимают меня, неизбежно, неминуемо. В любом состоянии, измученной, усталой, больной, счастливой до ослепительного сияния.

      Голос Илая в моей голове произносит четко, почти с нежностью: Ты светишься, будто греешься изнутри.

      А мне смешно, мне чертовски смешно, даже когда холодно, когда почти нечем дышать, его голос, о, его голос звучит все равно. В Доме