Дороги моря. Ольга Дехнель

виноватой. Надо есть. Не надо плакать. Надо поправляться. Надо стремиться к цели. К цели – это куда? Это слова Андреаса, а у меня слов будто и не осталось.

      У Андреаса в голове свод правил, он живет по расписанию, четкий режим – это всегда хорошо. Это всегда полезно.

      А мне только больно, больно, больно, больно.

      Я не становлюсь лучше. Я абсолютно не становлюсь лучше.

      Я разочаровываю его.

      Я хотела бы сказать, что разочаровываю себя, но для этого надо чувствовать хоть что-то.

      ***

      Иногда я беспокоюсь, что у меня нет реальной личности.

      Мне грустно, мне грустно, мне грустно, мне грустно, мне грустно, мне грустно, мне грустно, мне грустно, мне грустно.

      Иногда я беспокоюсь, что история, написанная на моем теле – старые шрамы, происхождения которых я не помню, все это, все это – это не я. Это выдумка. Все это – фейк, подделка, человеческий суррогат. И я тоже.

      Мне грустно, мне грустно, мне грустно.

      Нелюбимая и уродливая. Я чувствую себя так тем сильнее, чем яростнее Андреас убеждает меня в обратном.

      Может быть, я безумна.

      Ну и пусть.

      ***

      Одно из самых ярких воспоминаний, одно из самых четких, о первых днях в этом доме, я с трудом передвигаюсь, я с трудом нахожу себя в этих стенах и в этом теле.

      Я помню, как мне хочется очиститься, смыть все старое – отрастить новую, здоровую кожу. Однажды я пробую: схватить металлическую штуку для сковородок и тереть, тереть, пока не станет чисто.

      Андреас ловит меня в самом начале, отбирает, даже не ругает почти. Успокаивает.

      Целует в лоб. Андреас постоянно целует меня в лоб, и я снова чувствую себя больным ребенком. Я постоянно чувствую себя больным ребенком. И мне хочется плакать, но я сильнее закусываю губу.

      Не надо. Это его расстроит.

      Но мне хочется утопиться в собственной (его) ванной, он сгружает меня с рук, я на секунду цепляюсь за него, не знаю, я ничего не знаю. Ничего не понимаю.

      Он помогает мне, он меня не рассматривает, я смотрю на себя, к сожалению, я не могу перестать смотреть на себя, не помню, чем я была до этого. Но меня было больше. И я была живее. Мне видится иллюзия чьих-то рук на этом теле. И все было иначе. Оно было живым. Мы были живы.

      Прикосновения Андреаса бережные, он умудряется помочь мне отмыться, не взглянув на меня лишний раз. Ни разу не смутив. Я чувствую себя.. Такой больной. Такой ужасно, непоправимо, катастрофически больной.

      От его прикосновений мне хочется плакать, перестань, не трогай меня так, не трогай меня так, будто я неизлечимо больна, будто от твоих прикосновений я рассыплюсь, не делай этого со мной, пожалуйста, я не хочу, мне неприятно.

      От унижения хочется плакать, я разревусь, действительно. Ночью. В комнате. Под одеялом.

      Когда он закончит, поцелует меня в лоб, улыбнется, – Видишь? Ничего страшного. И металлическая штука тебе вовсе не нужна.

      Мне. Хочется. Плакать.

      Я терплю.

      Скоро мне снова будет плохо. Скоро я снова потеряюсь.

      И