Уходящее время. Владимир Алексеевич Колганов

уж будешь нас обливать помоями. – И уже обращаясь к председательше: – Я требую немедленного опровержения! Иначе за себя не ручаюсь, дойду до Страсбургского суда! – кричала обиженная дама, покидая зал.

      – Иди, иди! Скатертью дорога! – послышалось ей вслед.

      Тут, наконец-то, смогла вмешаться председательша:

      – Граждане пайщики! Так нельзя. Ну надо же уважать права своих соседей.

      – Да где тут право? Тут кругом бесправие!

      – Воспитываем придурков, а потом надеемся на что-то!

      – Всех на перевоспитание, в трудовые лагеря! Дайте нового Сталина!

      – Долой тиранов и сатрапов! Да здравствует всеобщая свобода!

      – Пора защитить права национальных меньшинств!

      – И исключить мздоимство в сексуальной сфере!

      – Всех на… – дальше зазвучало и вовсе непристойное.

      Ясно было, что собрание пошло вразнос. То есть ещё чуть-чуть, и могло дойти до мордобоя. Следовало что-то предпринять. И Тимофей попытался остудить пыл собравшихся:

      – Граждане дорогие! Ну зачем вы глотки себе рвёте? Зачем опускаетесь до клеветы и оскорблений? В конце концов, какая разница, есть этот забор или его нет. Дело-то ведь выеденного яйца не стоит.

      Кричащие и буйствующие, униженные и оскорблённые, вскочившие со своих мест и уже, было, покинувшие зал – тут все внезапно замолчали. Поскольку у них одновременно в головах возникла одна и та же мысль. И словно бы подслушав эту мысль, тем самым выразив общественное мнение, в наступившей тишине раздался мрачный голос из президиума:

      – Как это не стоит? Да за него наши кровные денежки заплачены.

      Шквал возмущённых выкриков прокатился по залу, по пути своего следования приобретая всё более агрессивные черты. Тимофей попытался ещё что-нибудь сказать, но его уже никто не слушал. Все взгляды оборотились к курчавому гражданину, который, размахивая новой кипой бумаг, стремительно приближался к трибуне президиума. Заняв нужную позицию, оратор прокричал:

      – Нас тут пытаются столкнуть с правильного пути. Считаю, что дело чести каждого из пайщиков отстаивать свою, принципиальную точку зрения. А соглашателям и резонёрам тут не место. Если человек не понимает основ существования нашего кооператива, подвергает сомнению незыблемые, так сказать, устои нашей собственности, такому человеку здесь не место. Предлагаю лишить возмутителя спокойствия слова и удалить из зала раз и навсегда!

      – И исключить из числа членов-пайщиков! – поддержала дама слева и ткнула пальцем в Тимофея.

      – Уж и не знаю, как вы, а мы его всегда подозревали, – тут же заявили справа.

      – Гнать таких надо!

      – Позор!

      – Под суд!

      Тут снова началось…

      Ещё тогда, в августе, когда стоял на площади перед Белым домом, одной рукой массируя левую сторону груди, ещё тогда он верил. Верил, что разум и совесть победят. И вот теперь только, сказав эту короткую речь, только теперь он осознал, что был неправ. Не вера здесь решает. Верить