Деревянное солнце. Наталья Львовна Ключарёва

Ефим!» – но бдительная рыба не дает даже поднять руку.

      ***

      Ефим Честняков родился в конце 19 века. В деревне Шаблово Кологривского уезда.

      Его первые краски – тертые цветные камушки из реки Унжи.

      Родители – простые крестьяне – художества почитали за блажь. Учиться Ефим сбежал против их воли.

      Сначала получил звание народного учителя. Шесть лет проработал в сельских школах и даже в училище для малолетних преступников.

      А потом не выдержал – и рванул в Петербург: учиться на художника. Поступил в ученики к самому Репину. Но тот быстро сообразил, в чем дело. И учить Ефима отказался: чтоб не испортить.

      В Петербурге сделана единственная фотография Ефима. Крупное лицо грубой крестьянской лепки, но при этом удивительно нежное, стыдливое.

      ***

      В 1914-м он навсегда вернулся в Шаблово. Под негласный надзор полиции – за участие в демонстрациях.

      От политики Ефим был бесконечно далек. Но он искал справедливости, всеобщего благоденствия, пробуждения народной души, дремлющей в обмороке тяжелого труда. Поэтому его путь, лежавший совсем в других пределах, мог ненадолго пересечься и с движением революционных масс.

      Однако Ефим был очень кратковременный попутчик. В Шаблово он уже загадывал о большевиках такую загадку:

      «Тверды как сталь и злы как вошь, ничем их душу не проймешь»

      И распевал рискованную частушку:

      «Где-то нищие дерутся,

      То российска революция.

      Теребят один другого,

      Чуть почти что не нагого.

      Ты, товарищ, мне не брат –

      Больше у меня заплат!»

      Говорят, мудрый Ефим и юродствовать стал, чтобы укрыться от хлынувшей в жизнь вездесущей политики. Роль деревенского дурачка давала мандат на неограниченную внутреннюю свободу. По словам крестьянина, знавшегося с начальником Кологривского НКВД, Ефима спасло именно это:

      «У него всю писанину забирали специалисты в Горький. И сказали, что не все дома. Он помешан. Как дурак. Смотрели специалисты хорошие. Они его считали подозрительным: он пророчил ведь»

      Представляю этих «хороших специалистов» из НКВД, читающих в рукописных Ефимовых книгах, например, такое:

      «Мир троичен. Самый первый план – вечный, он всех раньше – душа того света. Второй план – это тот свет. Мы живем в третьем плане. <… > В бесконечности вселенной есть дивные-дивные миры, например, есть миры человекоподобных, и с крыльями. И это я говорю не как гипотезу, а как действительность. Все люди человеки и я тоже, но у каждого человека есть то, что он знает точно»

      Наверное, Ефиму и не пришлось прикидываться. Достаточно было просто быть собой: рисовать, лепить глиняных кукол, разговаривать с цветами и ручьем – чтобы люди, погруженные в заботы о хлебе, сочли его сумасшедшим.

      «Множество людей делают что-то для своего пропитания, мало думая о более существенном, неслучайном, – писал Ефим. – Много ряби на поверхности вод, ею-то и занимается большинство. И душа исстрадалась, что мало делается для коренного воздействия на жизнь.