Кровь, или 72 часа. Дмитрий Григорьев

лампы, отнимая последнюю надежду на спасение в этом безжалостном океане жизни.

      – Нет! Мир, ты не можешь быть так жесток! Чем мы провинились перед тобой?! – послышался шепот отчаяния.

      Их руки слились.

      – Родная, если ты меня слышишь, пошевели пальчиками!

      Эта мольба повторялась все громче и громче, пока не превратилась в крик.

      «Остановись! Твои попытки бесполезны, – пробился сквозь крик голос разума. – Вспомни курс реаниматологии!»

      С наступившей тишиной весь ужас случившегося обрушился ледяной лавиной и смыл остатки надежды с крошечного островка света на полу. Все сразу же потеряло смысл. Вся житейская суета с ее ежедневными проблемами показалась никчемной.

      – Любимая! Ради чего теперь жить?!

      Вироника не отвечала. Ее безжизненные пальцы потеплели. Привычная синюшность ногтей куда-то исчезла.

      «Ничего, сейчас ты отдохнешь и обязательно вернешься ко мне! – гладил он ее пальцы. – У нас есть целых три дня!»

      Сидония знала, что эти любящие руки теперь всегда будут с ней. Они всегда будут заботиться о ней, что бы ни случилось. И пусть его снадобья ей не помогают, только бы он был рядом. Видеть его, касаться его, чувствовать его заботу – одно это придавало ей силы!

      Когда Пэйтр понял, что сам не в силах поставить Сидонию на ноги, он обратился к знахарке, к той самой, что поведала ему о пленнице герцога.

      – Плохие знаки, сестра! – вздохнула старуха. – Похоже, тебя опоили неведомым нам запирающим эликсиром и он подавил в тебе не только колдовскую силу, но и силу телесную!

      – Что же теперь делать?! – с тревогой спросил Пэйтр.

      – Здоровье мы ей вернем. Перед родной природой никакие заморские чары не устоят! А вот вернуть колдовскую силу, боюсь, не сумеем! Хотя есть способ, – она посмотрела на знахаря. – Проводи меня!

      – Какой способ? – приподнялась Сидония.

      – Время! Время все лечит, сестра! – обернулась старуха.

      Знахарка оказалась права. Мало-помалу Сидония начала вставать. За лето она окрепла и теперь каждый день гуляла с Пэйтром по лесу.

      – А ты можешь отвести меня к нашей лачуге? – однажды попросила Сидония.

      – Конечно, – в его голосе появились нотки грусти.

      – Тебе тоже жалко прабабушку?

      Он молча кивнул.

      Следы пожарища уже успели зарасти. Сидония присела и выпутала из травы уголек.

      – Тут везде ее пепел! – прошептала она. – Теперь это прабабушкина полянка!

      – И моих родителей тоже! – Пэйтр присел рядом.

      – Как – твоих родителей?! – опешила Сидония.

      – Я, конечно, не помню, я тогда только родился… – он помолчал и тихо добавил. – Эта лачуга была моим домом.

      – Правда?!

      – В тот год несметные полчища саранчи уничтожили все посевы в округе, и отчаявшиеся крестьяне обвинили во всем моего отца. Он тоже был знахарем, но многие считали его колдуном. – Пэйтр подвел ее к двум холмикам на краю опушки. – Голодная толпа напала на наш дом! – он прижал к себе Сидонию. – Хорошо, что неподалеку