Дуэлист. Олег Эсгатович Хафизов

обычное время, свободное от воинских обязанностей, фельдфебель Ларссон был мельником. Он был, следовательно, человеком состоятельным по здешним меркам и жил в довольно красивом деревянном двухэтажном доме под железною крышей, выкрашенном по местному обычаю красноватой водяной краской. Дом Ларссона, окруженный хозяйственными постройками, возвышался на пригорке, и к нему вели крутые ступени, высеченные из дикого камня. Однако Американец обошел усадьбу лесом, продрался сквозь кусты и перелез через высокий забор по приставленному бревну. Изучив расположение дома, все входы и выходы, он таким же манером и удалился.

      Начало следующего дня от рассвета до полудня Толстой, Полубесов и ещё двое охотников из казаков провели в яме за мельницей, откуда хорошо просматривалась единственная дорога к мызе, но за все это время не заметили никого, кроме замотанной платками девочки в чепчике и деревянных башмаках, совершающей моцион со своей козой. Толстой уже начал подозревать самоотверженного пастора в обмане, но Полубесов метнулся на разведку, мигом вернулся и сообщил, что голубок залетел в силок. В доме вовсю идет приготовление к празднику. Из открытого окна доносятся умопомрачительные ароматы жаркОго, звон посуды и звуки клавикордов. А сам господин Ларссон, словно явившись из-под земли, в исподнем колет дрова во дворе.

      – Жена унтер-офицера играет на клавикордах? – переспросил Толстой.

      – Так точно, если не дочка, – отвечал запыхавшийся Полубесов.

      – И этот народ мы пытаемся покорить… – покачал головою Федор Иванович.

      Однако пора было действовать. Примерно через полчаса, когда по расчету Толстого шведское семейство должно было расположиться за столом, два казака, захватив с собою пастушку с её неразлучной козой, взошли во двор по каменной лестнице. По странному финляндскому обычаю ворота не были заперты. Казак приказал девочке отцепиться наконец от своей козы, постучать в дверь молотком и позвать фру Ларссон, по делу от матушки. Тем временем Толстой и Полубесов перелезли через забор со стороны леса и притаились у черного хода, на тот конец, если финский оборотень не дастся в руки по-хорошему и попытается уйти. Судя по тому, как Ларссон разделал в лесу русских егерей, борьба предстояла не на жизнь, а на смерть. Кроме двух пистолетов, Толстой захватил с собою кинжал. А Полубесов держал в руке аркан, чтобы сразу опутать шведу руки, ежели он начнет блажить.

      События, однако, приняли иной оборот. Звук фортепиано на втором этаже смолк. Тишина продолжалась всего несколько минут, которые показались Толстому часами. Затем внизу хлопнули подряд два выстрела, и навстречу Толстому из парадного выбежала заплаканная пастушка с криком: «Русские убиты!» Один из казаков сидел на поленнице бледный и зажимал окровавленное плечо. Другой, не в силах подняться, корчился на полу прихожей. Он был ранен пулей в бедро. Изранивший их из двуствольного пистолета Ларссон не покидал дома, но и внутри его не обнаружили. На втором этаже, за накрытым столом, сидела потрясенная фру Ларссон, сжимая в объятиях напуганную дочь, но из неё не удалось вытянуть